Обычно я пишу какую-то подводку, которая позволяет понять, кто мой герой и о чем пойдет беседа. Но, думаю, сегодня имя моего героя скажет больше, чем любые мои вступления- Жан-Мари Робин - клинический психолог, гештальт-терапевт, один из создателей Европейской Ассоциации Гештальт-терапии. В разное время был президентом ЕАГТ, директором Французского Гештальт Института, редактором и издателем французского журнала "Гештальт" и "Гештальт-тетради". Автор книг "Гештальт-терапия", "Формы гештальта", "Раскрывающееся Я", "Быть в присутствие Другого", которые переведенны на испанский, английский и русский языки. Преподаватель гештальт-терапии в разных странах обоих полушарий, в том числе в России и на Украине. Один из ведущих теоретиков гештальт-терапии в мире.

Готовясь к интервью, я просмотрела русскоязычный Интернет в поиске информации о вас. Как оказалось, ее практически нет. Можно найти приглашения на ваши семинары, переводы статей, отзывы тех, кто у вас учился, но, в общем, информация о вас как о человеке и о профессионале отсутствует. Почему - вы такой скромный, что не любите распространяться о себе или вам просто никто не предлагал этого сделать?

Об этом я, к сожалению, ничего не знаю, т.к. понятия не имею какая информация есть обо мне в Интернете, на русском или на других языках. И меня это не слишком занимает.

- А почему, кстати?

Потому, что я не придаю большого значения своей персоне. Важными для меня являются идеи, которые я стараюсь продвинуть. И чем больше, идей, приципов, инструментов запускается в оборот, тем больше люди могут их усвоить, возможно, трансформировать и использовать по своему. Мне совершенно безразлично, что я в истории исчезну.

Но все же, если еще немного поговорить о званиях и заслугах, какая из ваших регалий наиболее значима для вас? Как вы обычно сами представляетесь?

Гештальт- терапевт.

- Скажите, вы много достигли в гештальт-терапии, остались ли еще какие-то вершины, к которым вы стремитесь?

Для меня вершины нет. Всегда есть чему учиться, куда развиваться. Я думаю, то, что мы называем смертью это просто обездвиживание. Жизнь есть движение. Развитие есть движение. Например, в феврале следующего года я начну обучение как студент. В Нью-Йорке, чтобы продвинуться в чувствительности к телесным процессам в гештальт-терапии.

Давайте тогда поговорим немного о самой гештальт-терапии. Когда я ей обучалась, меня очень долго мучил вопрос, что есть гештальт. Какие методы и техники работы являются именно гештальтистскими. Один из моих тренеров ответил на этот вопрос так: «Все что не есть психоанализ, есть гештальт». Меня этот ответ не удовлетворил. Не удовлетворяет и по сей день, поскольку хочется разложить все по полочкам. А как на этот вопрос ответите вы?

Думаю, что в любом случае с психоанализом есть общие пункты. Более того, я не согласен с утверждением, что все, что не есть психоанализ, это гештальт. Общее есть хотя бы в том, что психоанализ и породил гештальт, т.е. гештальт-терапия это дочь, незаконнорожденная, но дочь:). При формировании на гештальт-терапию оказывались и другие влияния, поэтому она продукт всех этих влияний и имеет свою специфику. Для гештальт- терапии приоритетна работа не над психикой, не над тем что происходит внутри человека, а работа с тем, что возникает при контакте человека со средой. Все что происходит при контакте человека со средой мало по малу и становится психикой, т.е. психика состоит из последовательных контактов. И спецификой гештальт-терапии является работа очень тонким и деликатным способом над контактом в терапевтической ситуации, чтобы вернуть движение всему, что было иммобилизировано, обездвижено.

У нас очень популярно делить гештальт- терапию на европейское направление и американское, и рассуждать чем они отличаются друг от друга. Как на ваш взгляд- это различие действительно существует или вся разница лишь в географии?

Есть теоретические различия, есть методологические различия, но это не фундаментальные различия между Европой и Америкой. Как в Европе, так и в Америке есть разные способы. И потом, Америка очень большая - мы можем говорить о США или о Мексике или о Бразилии- все это Америка. И во всех этих странах своя специфика гештальт-терапии, поскольку в каждой есть свои влиятельные люди, которые в свой способ преподносят гештальт. Но каковы бы ни были различия, сходные черты есть и их много.

В вину европейскому гештальту ставят отсутствие четкой структуры, говорят, что он похож на чудо. А чудом легко восхищаться, но очень сложно поймать и передать.

Структура есть везде. На самом деле, я думаю, есть гештальтисты, которые умеют говорить о том, что они делают и те, которые с трудом рассказывают о своей работе. Кроме того, когда вы говорите о структуре, мне приходит в голову еще одна идея- есть большое количество терапевтов, которые практикуют с большим количеством примеров. Это может создавать впечатление наличия структуры, но для меня это не терапия, это упражнения. Для меня терапия- это процесс сопровождения процессов клиента, а не структура, которая выносится на поверхность.

Скажите, какие перспективы развития гештальт-терапии и в целом психотерапии видите вы, потому, что у меня есть впечатление, что все, чем мы сейчас пользуемся, открыто в лучшем случае 30 лет назад, а в худшем все 100?

Я не знаю, чем станет гештальт-терапия, и не знаю, как она будет развиваться. Возможно, она исчезнет, ее поглотят какие-то другие терапии. Например, я поражаюсь, что многие современные течения психоанализа, эволюционируя в своих теориях и методах, начинают говорить что-то, о чем гештальту известно на протяжении последних 30 лет. Поведенческая и когнитивная терапии начинают говорить какие-то вещи об эмоциях, контакте- то, что в гештальт-терапии прописано еще от происхождения. Они абсорбируют гештальт-терапию. Но при этом не знают, что это гештальт-терапия. Психоанализ все еще остается очень влиятельным в мире. Так же все более сильными становятся когнитивная и поведенческая терапии, в частности потому что их преподают в университетах. Если гештальт-терапию поглотят эти 2 вампира, возможно через 10-20 лет она исчезнет. Но это будет значить, что ее идеи тоже поглощены… Сложно сказать, я не предсказатель.

- А как по- вашему, чем объясняется такой консерватизм других направлений и такой модернизм гештальта?

Не знаю. Думаю, что постепенно, к сожалению, психоаналитическая теория превращается в догму. Возможно, она стала более влиятельной, но в то же время она потеряла свой динамизм. Очень жаль, потому, что я не противник, не враг психоанализа, и уверен, что Фрейд не хотел бы видеть, как его теории превращаются в догму.

Как вы можете объяснить некоторый снобизм психоаналитиков, они ведь считают свою теорию «святая святых», а все остальное, чем-то мелким, не очень серьезным?

В ответ на этот вопрос можно строить массу гипотез, но мне бы не хотелось этого делать.

Хорошо, но вас не задевает отношение к гештальт-терапии и соответственно к гештальт-терапевтам, как представителям «попсовой культуры», как к чему-то некачественному и не очень хорошему?

Да, меня это задевает, потому что это система защиты от гештальт-терапии. Но есть еще одна правда, о том, что гештальт-терапевты должны сделать усилие, чтобы стать авторитетами и вызывать доверие- начать писать умные и сильные вещи. И не ставить себя в стыдящуюся позицию по отношению к другим теориям, осмеливаться утверждать и отстаивать силу своего метода. Психоаналитики умеют писать очень-очень разумные вещи, впечатляющие, но зачастую у них нет результатов. А гештальт-терапевты не умеют писать академические книги в противовес психоаналитикам, но они умеют хорошо, эффективно работать. И они получают результат. Понятно, что это задевает.

Может потому, что я училась в МИГИПе для меня гештальт и психодрама тесно связаны, возникает вопрос, когда и почему произошло соприкосновение этих теорий, ведь они открыты разными людьми?

Прежде чем стать гештальт-терапевтом, я был психодраматистом. Но сейчас я абсолютно не скажу что я психодраматист, тк считаю психодраму совершенно другим методом, который не может связываться с гештальт-терапией. Это не говорит, что что-то лучше, что-то хуже. Я очень люблю психодраму, но это просто другая рабочая область. А встреча направлений была с самого начала, потому, что Перлз встречался с Морено и позаимствовал у него некоторое количество техник. В гештальт-терапии не играются роли, я остаюсь собой, клиент остается собой. Знаю, что некоторые гештальт-терапевты связывают свою работу с психодрамой, но я с этим не согласен. А что у нас с психодрамой общего и возможно чему нас научила психодрама- это важность не просто говорить о проблеме, но позволить ей вылиться в действие. Именно эта идея перехода в действие и есть общей точкой.

- А как же вы, будучи психодраматистом, перешли в гештальт?

В Европу в 70-х годах пришло, то, что тогда называли новыми терапиями…Я был не только психодраматистом, у меня есть еще роджерианское образование и образование в экспрессивной терапии (подобие арт-терапии) и я поехал познакомиться с гештальт-терапией, т.к. читал американские книги по ней. Точно также как я познакомился с био-энергию, но сразу почувствовал что она меня не интересует. А вот гештальт-терапия сразу же обрела смысл для меня, она оказалась очень близкой тому, что я искал. Так я начал проходить обучение уже в этом направлении.

Вы как-то экспериментируете, пробуете в своей работе соединять элементы всех направлений, которыми владеете? И как вообще- можно не смешивать знания и умения?

Можно. Очевидно, что мне были полезны все мои образования, но я практикую гештальт-терапию и только ее. И если я беру какой-то элемент, например, того же психоанализа, то все равно я работаю на оси гештальт- терапии и это не становится кусочком психоанализа или психодрамы, все вместе- это остается гештальт-терапией.

- А вообще, смешение стилей, эклектика она полезно для работы?

Что вы понимаете под смешением стилей?

- Например, взять одно упражнение их психодрамы, другое из телесной терапии и т.д.

Я не использую упражнений. Даже, если я предлагаю клиенту упражнение, всегда есть отличающийся контекст, поэтому это никогда не будет одно и то же упражнение. Упражнения, если сравнить их с одежкой – это то, что называют прет-а-порте. Я не занимаюсь прет-а-порте, я занимаюсь частным пошивом.

В заключении нашей встречи, чтобы вы могли пожелать начинающим гештальт-терапевтам? Многие жалуются, что очень тяжело начать практику, преодолеть барьер первого клиента. Что вы можете им порекомендовать?

Работать. Я знаю терапевтов, которые работают в больших городах, где полно других терапевтов, и у которых очень быстро становится очень много клиентов. Знаю других, которые вынужденно поселяются в городках, где вообще нет терапевтов и у них нет клиентов. Знаю и третьих, которые поселяются в глухих деревнях, на затерянных островах, где нет клиентов, но их график расписан на 2 месяца вперед. Это необъяснимо, но это факт (улыбается).

- А вы, кстати, помните своего первого клиента?

Это было давно, когда я учился психоанализу. Профессор, очень известный французский психоаналитик, предложил мне взять нескольких детей в социальном центре для психотерапии, вести эту работу бесплатно. Взамен получать у него индивидуальную супервизию каждый день. Так ко мне попал мальчик лет 12, у него было очень много тревог. На первой встрече я что-то ему говорил, скорее интуитивно, и я отнес это на супервизию. Но мой супервизор всегда твердил мне одно «ну зачем вы это ему сказали, замолчите». И чем дальше продвигались сеансы, тем чаще профессор повторял, что я говорю слишком много. Наверное, идеальным для него было бы работать в тишине (смеется) Я очень мудро интроецировал все его советы, но чувствовал себя совершенно не комфортно с этим ребенком. Мальчику тоже становилось все страшнее и страшней, он задавал вопросы, а я оставался в тишине и молчании. Он всеми способами пытался заставить меня говорить. Но я оставался безмолвным. Он скакал по комнате, дотягивался до всего, чего только мог. Однажды он схватил телефон, стал играть с клавиатурой и случайно вызвал службу спасения…

- Видимо, он подумал, что они спасут его быстрее, чем вы:)

Да:) Думаю в это день я понял, что психоанализ это не тот метод, в котором бы мне хотелось практиковать.

Спасибо этому мальчику, за то, что он подарил нам такого гештальт-терапевта:). А вам большое спасибо за это интервью.

Благодарю за помощь в организации и проведении интервью Анну Бычкову и Инну Дидковскую. Отдельная благодарность Катерине Воронянской за качественный перевод.

Жан-Мари РОБИН

Пред-

То «пре», что здесь пред нами, как в чистом виде participe passé (причастие прошедшего времени),

И почитается как префикс наш из префиксов,

Как префикс уже в префиксе, как настоящее – présent – уже в présent.

Франсис Понж

Контакт является наиболее значимой организующей концепцией в теории гештальт-терапии. Контакт означает любое движение между конкретным организмом и окружающей его средой, то есть любое движение поля. Таким образом, контакт является феноменом, предшествующим любой организации опыта: пред-эдиповским, пред-объектным, пред-осознанным, пред-репрезентационным, пред-эмоциональным, пред-психическим. Прежде, чем затвердеть и стать «психическим» осадком, опыт был контактом­ – и им же станет впоследствии, поскольку именно в контакте и посредством контакта психическое сможет существовать и определять собой последующий опыт. Пред- равно является как возникновением, так и структурой.

Именно на этой концепции выстраивается и воплощается то изменение парадигмы, тот радикальный сдвиг, который предприняли Перлз и Гудмен с созданием гештальт-терапии. До них объектом и призмой всех «пси-» – псих отерапии, псих ологии, псих иатрии, псих оанализа – было исключительно психическое. Однако с первых же слов своего основополагающего труда наши авторы сменили местоположение опыта, поскольку «опыт находится на границе между организмом и окружающей средой»[i] . Контактировать и быть контактируемым – это те действия, которые происходят на границе и благодаря которым поле начнет дифференцироваться на Я и не-Я.

Эта концепция – несомненно, по причине ее кажущейся простоты и повсеместного использования – постепенно деформировалась, стала мало отличаться (или вообще перестала) от концепции отношений, и, таким образом, встала на службу диалогальной этике, идеологии встречи, а также послужила делу занесения гештальт-терапии в первые ряды «отношенческих психотерапий».

Безусловно, качество отношений, созданных между терапевтом и клиентом, и качество их терапевтического альянса являются – и это подтверждают многочисленные исследования, – важнейшим, если не основным фактором, определяющим успех психотерапии, каковой бы она ни была. Однако гештальт-терапия не сосредотачивается приоритетно на качестве этих отношений, потому что отношения между терапевтом и его пациентом не являются более, чем самоцелью, и выступают не фигурой, а средством: средством для исследования, для проработки и трансформации, насколько это необходимо, качества отношений человека с тем другим – относящимся или не относящимся к человеческому, – которое окружает его.

Если красная поверхность и синяя поверхность находятся в контакте друг с другом, то синяя линия и красная линия совпадают.

Франц Брентано

Безусловно, если красная поверхность и синяя поверхность находятся в контакте, не возникает объединяющей их фиолетовой линии, даже если иллюзия восприятия позволяет видеть эту кажущуюся линию. Контакт не является опытом взаимности или обоюдности, поскольку мы можем быть в контакте с кем-то или с чем-то, например, посредством взгляда или воспоминания, тогда как этот человек или объект никоим образом не будет с нами в контакте. Определение же взаимности вовлекает, на самом деле, понятие равноценности способа, которым осуществляется действие первого участника на второго, и второго на первого.

И, тем не менее, слово con -tact (дословно с латыни «со-касание», - прим. пер.) вовлекает некое «со ». Со-прикасаться. И, несомненно, именно это «с» порождает некоторые смещения смысла: очень уж много существует возможностей быть «с». «В мыслях я все еще с тем фильмом, который посмотрел на прошлой неделе…», «Пойду погуляю с велосипедом», «Я буду с тобой в этот сложный момент…», «Я хотел бы жить с тобой…». Двузначность здесь дополнительно усиливается этимологической отсылкой к касанию, к тактильности; ведь осязание – единственное из наших пяти чувств, подразумевающее обоюдность: я могу смотреть, не будучи увиденным, могу слушать, не будучи услышанным… но если касаюсь я – касаются и меня. Однако даже если я признаю, что когда я касаюсь клавиатуры, одновременно клавиатура касается меня, это никак не соотносится с прожитым опытом – основополагающим измерением при межлюдском контакте. Я проживаю опыт контакта с клавиатурой, клавиатура не проживает опыта контакта со мной. Другими словами, контакт в равной степени есть форма сознания, некоего «знания с».

Если я устанавливаю с кем-то физический контакт, – например, щипаю его за руку, – его проживание (вероятно, болезненное) этого контакта будет кардинально отличаться от моего собственного проживания. Даже если контакт – это акт, пускающий в ход некое «с» и некое «между», прожитый опыт не может рассматриваться как общий, поскольку «с» не обязательно влечет за собой «одно и то же»: в приведенном примере оно, наоборот, позволяет дифференциацию.

Любой контакт подразумевает присутствие иного, двоих . Предпочтительней даже, наверное, было бы говорить: прожитое как у двоих. Когда некоторые терапевты предлагают своим клиентам «войти в контакт со своими эмоциями», это показывает, что эти терапевты, в своей антропологии или своем миропонимании (weltanschauung ), полагают, что эмоции располагаются как нечто отдельное, отличное от них, – и имплицитно передают такую концепцию своим клиентам. Настоящий парадокс для тех, кто претендует на помощь в объединении опыта в единый гештальт!

Конечно, иногда такой способ выражаться и может иметь для пациента смысл, например, когда та или иная часть его тела проживается как странная или чужая. Перлз и Гудмен цитируют случай с болью, локализованной в определенной части тела таким образом, что она проживается не как «я», а как что-то, что со мной случается, как если бы она пришла от кого-то «внешнего»… и не принадлежала мне.

Однако умелое владение терапевтом своей речью может помочь клиенту вернуть себе свой опыт, который он может создать, расширить либо же поддержать сепарацию или расщепление.

Контакт как осознание

Осознание характеризуется контактом, ощущением, возбуждением и формированием гештальта.

Перлз и Гудмен устанавливают связь между осознанием и контактом еще во вступлении в «Гештальт Терапию», когда они утверждают, что «Контакт сам по себе возможен без осознания, но чтобы быть осознающим, контакт необходим» . Я нахожусь в контакте с полом, с креслом, в котором сижу, с вдыхаемым мной воздухом. Эти формы контакта иногда называют «физиологическими» или «физическими», противопоставляя им «психологические» формы, вовлекающие (порой имплицитно) осознание и выстраивание фигуры. Однако схемы такого «физиологического» контакта (я продолжаю использовать этот сомнительный термин за отсутствием возможности предложить более адекватный вариант) не противопоставляются модальностям, называемым «психологическими», а между одними и другими прекрасным образом существует преемственность: мой способ быть в контакте с полом связан по аналогии с моими укоренениями, мой способ дышать связан с другими модальностями моего обмена с окружающим миром посредством взятия и отдавания. Эти на первый взгляд различные плоскости могут с легкостью быть приближены друг к другу как прочность[v] опыта. Их следует рассматривать в непрерывности толщи опыта, а не как обособленные модальности.

«Таким образом, связь с миром в сознании есть связь контакта. Мир существует для сознания, в силу того, что он конкретно и исключительно является тем, чем оно не является. Сознание касается мира в том смысле, что его частичное обращение в ничто может иметь лишь внешний характер, без дистанции между миром и сознанием. Мир не есть ни субъективным, ни объективным: он есть вещь в себе, вкладывающаяся в сознание и в контакт с ним, – так же, как оно выходит за пределы мира в его небытии», – писал Ж.-П. Сартр .

Не-осознание и не-контакт в гештальт-терапии носят имя слияния (конфлюэнции) . Это не-осознание складывается из привычек и знаний, очевидностей, ассимилированных в ходе опыта, а также интроектов. Иногда слившийся опыт остается потенциально контактируемым: например, можно спрашивать про обоснование выбора того или иного спонтанно использованного слова, то есть вывести это слово в фигуру, при том, что я нахожусь в слиянии со своим родным языком. С другим опытом контактировать бывает сложнее, по причине вытеснения или других модальностей его фиксации .

Отношение фигура/фон

«Контакт […] – это формирование фигуры интереса, выделяющейся из фона или контекста: поля организм / окружающая среда.»

Это осознание или, как мы можем сказать, опираясь на работы Брентано и, позднее, Гуссерля, эта интенциональность , выстраивает отношения фигура/фон: для этого оно выводит на передний план, отбирает в поле определенные возможности, которые, таким образом, становятся значимыми.

Таким образом, контактировать – это стремиться и выстраивать смысл. Контактировать – это строить форму: «Форма есть место встречи организма и его окружающей среды», – писал фон Вайцзеккер еще в 1940 году, а Мальдине[x] , как следствие, смог предположить, что формирование форм создает существующее.

Чтобы иметь уверенность в непротиворечивом способе использования концепции контакта, было бы предпочтительно систематически добавлять к «контакту» не только «с кем или с чем» и «в каких модальностях».

По поводу вопроса «контакт с кем или с чем?» я с удовольствием обращаюсь к вступлению из книге Перлза, Хефферлина и Гудмена: «И тогда возникает критический вопрос: с кем же мы в контакте? Некто, глядящий на современную живопись, может думать, что он в контакте с картиной, тогда как на самом деле он в контакте с художественной критикой из своей любимой газеты» . А это поднимает, помимо прочего, вопрос переноса: с кем в контакте находится мой клиент за пределами перцептуального и сенсорного контакта?

Безусловно, привычные способы контактирования – это касаться, видеть, слышать… но также еще и – вспоминать, фантазировать, думать, быть в возбуждении, говорить, петь, писать, мечтать, волноваться, и так далее и далее. Я могу контактировать с другом, глядя на него, позвонив ему, коснувшись его, зайдя к нему, вспоминая его, представляя его…

Мы можем опираться на принцип ноэтических и ноэматических вариаций, разработанный Гуссерлем в отношении сознания, и применять их к контакту. Когда я устанавливаю контакт с кем-то – например, с пациентом, – я контактирую с этим человеком, и этот человек контактирует со мной. У нас нет ни одного и того же «объекта» контакта, ни одного и того же содержания, ни одной и той же цели контакта. (Ноэматическая часть опыта: другой как ноэма ).

«Думать», «любить», «ненавидеть», «представлять» – всё это глаголы, применяемые к тому, что делает разум. Ходить, дышать, чувствовать, думать, слышать, направляться, фантазировать, мечтать – это модальности контактирования (ноэсис ). С одним и тем же «объектом» (например, другой) я могу иметь различные типы контакта: касаться его, слушать его, смотреть на него, вспоминать о нем, ощущать, проецировать, предчувствовать, думать о нем, любить его…

Но модальности контактирования могут собираться вокруг двух осей, двух основных движений: сближения – или отдаления, другими словами – интеграции или дифференциации, слияния или разделения, соединения или разъединения, принадлежности или уклонения… «(контакт) толкает и побуждает к прикосновению и к присоединению […]. И ставкой в контакте, и его целью будут, по очереди, то встреча – там, где случилось разделение, то возможность разделения из союза, интегрирующего до слияния», – писал Лекеш . Именно это же двойное движение контакта вводится в открытом Имре Херманном раздвоении между «зацепиться» и «уйти на поиск». Этот же путь продолжил Балинт в своем описании типов «окнофила» (зацепиться, ухватиться) и «филобата» (уйти на поиск) .

Флексии контактирования

«…душа находится там, где есть действие, именно там – душа: там, где есть действие.»

В силу того, что новой является каждая ситуация – даже если она и включает общие моменты с ситуациями, встречавшимися ранее, – каждый контакт будет одновременно и приспособлением, и творчеством. Формы, в которые может облачаться креативное приспособление в каждой отдельной ситуации, достаточно многочисленны, однако формы, которые могут принимать прерывания, искажения, торможения, фиксации такой деятельности по креативному приспособлению, имеют ограниченное число, и именно на эти флексии опыта будет ориентироваться терапевтический акт.

Чтобы не говорить о порождающей неоднозначности концепции прерывания контакта, в 1997 году я предложил, вслед за Бинсвангером, использовать термин флексии. Этот термин, позаимствованный в лингвистике, означает совокупность изменений, которым подвергается словоформа. Если перенести это определение в интересующую нас сферу, то вариации модальностей, деформации и других флуктуации контактирования не подвергаются тому позору, который может индуцировать идея прерывания. Однако когда Перлз и соавторы говорят о прерываниях контакта, важно помнить, что они одновременно считают, что «непрерывность процесса не потеряна» , но что в цикле контакта креативность может прерываться определенными модальностями, а значит, в некоторых случаях продолжением контакта могут стать рутинные действия, или же контакт может продолжаться посредством сокращенного Self ("потери функций-я” Self).

Если контакт отмечает каждое движение между объектом и его окружением, то есть каждое движение поля, то контакт является актом, а не результатом. А значит, для нас более уместно будет говорить о контактировании , поскольку действия лучше описываются глаголами и отглагольными существительными. Гештальт-терапия продвигает культуру глагола больше, нежели культуру имени существительного, прилагательного или наречия.

Когда я слушаю пациента, то в его рассказе охотнее прислушиваюсь именно к глаголам, потому что они описывают процессы, действия, его контактирование сообразно моделям, которые зачастую можно рассматривать как его опыт как таковой, а иногда – как метафору или метонимию его опыта.

От контакта к границе контакта

Появляться – для единичной сущности или единичного существа – означает выход в открытость, возникновение между землей и небом, в интервале пространства и интервале времени.

Концепция границы контакта проистекает из концепции контакта как ее прямое следствие и представляет определенный практический интерес. Тем не менее, зачастую можно столкнуться с некоторой путаницей между термином «границы контакта» и термином «границ», используемым в отношении, например, структурной семейной терапии: лимиты, контуры и пр. Именно такие границы, в их разнообразии, описали Эрв и Мириам Польстер, и они не имеют ничего общего с концепцией «границы контакта» Перлза и Гудмена, однако сходство терминов зачастую порождает путаницу. «Граница контакта» – это своего рода эпистемологическая абстракция, сродни той, коей является «Self». Она не дает места для овеществления, трансформации опыта в объект, а значит, и для оправдания того, чтобы говорить о «своей» границе контакта, как можно было бы говорить о своих собственных границах.

Когда я преподаю эту концепцию, то иногда использую аналогию в духе Мерло-Понти, когда он пытался объяснить какие-то сложные концепции.

«Большую часть времени я не осознаю свою руку, так как не испытываю в ней никаких особых ощущений. Когда я кладу руку на предмет или на чье-то плечо, посредством одного и того же действия я чувствую свою руку – и я чувствую объект или другого. Касание этого объекта заставляет его существовать в моем тактильном опыте, но то же действие создает ощущения в моей руке, а значит, заставляет ее существовать. Именно контакт как таковой дает одновременно существование и другому, и мне, и он же, тем же действием, дифференцирует одно от другого, меня от не-меня. Одно и то же действие, один и тот же акт разделяет И соединяет. Контакт создает границу, и граница создает контакт. Без контакта нет дифференциации; без дифференциации нет контакта, а значит, нет и опыта.»

«Контакт – это касание, касающееся чего-либо» , вид – это ни глаз, ни видимый объект, но «овал видения» , а значит, он соединяет глаза с обозреваемым миром. Этот процесс аналогичен тому, который показывает Гуссерль, когда говорит, что нет «сознания», а есть лишь «сознавание» чего-либо.

Опыт мог бы показаться объектом интрапсихики, тогда как на самом деле он является событием границы контакта; причем событием непрерывным, поскольку мы всегда вовлечены в тот или иной контакт.

Последствия всего этого нелегки для психотерапевтической практики. Любой клиент описывает большую часть своего опыта как интрапсихическое страдание: стыд, чувство вины, ненависть, оставление, отторжение, гнев, конфликт и так далее, тогда как такой опыт должен рассматриваться как опыт контакта. Внимание к этим проявлениям уже не как к солипсическим феноменам, а как к феноменам границы контакта меняет перспективу и имеет необычайно мощное терапевтическое воздействие. Если «граница контакта – это специфический орган непосредственного осознания» , то граница контакта, в качестве опыта, – это первостепенное «место» совместной работы терапевта и клиента.

Пост

После шести десятков лет существования гештальт-терапии, с самого начала отмеченных «контактом как первым опытом», – что открывает возможности для множества практических и методологических последствий, – остается лишь удивляться тому, насколько мало гештальтистское сообщество интересовалось совершенствованием этой концепции, ее развитием и дифференцированием. Она стала важной составляющей в трудах Венгерской школы психоанализа (уже упоминавшиеся Херманн и Балинт, а также Шпитц, Малер и, в особенности, Сонди, работа которого была продолжена Жаком Шоттом). На сегодня эта концепция еще больше выиграла бы, если дополнить ее работами Тодорова, Бин Кимуры с его концепцией aïda , идеей между-двумя Винникотта, Лакана и других психоаналитиков, трудами Мерло-Понти и Мальдине… Также важно было бы вписать концепцию контакта в контекст отношений, в частности – терапевтических отношений, не сокращаемых до контакта, точно так же, как не сокращаемы они и до переноса, проективной идентификации, взаимодействия или коммуникации, до диалога или межличностного общения.

«Однако если надо рассматривать действие, претерпевание и смешение, то нужно рассмотреть и соприкасание, ведь ни действовать, ни претерпевать в собственном смысле не способны те [вещи], которые не могут соприкасаться друг с другом, и не могут смешаться те, которые раньше не пришли в какое-то соприкасание. Поэтому нужно разобрать три вещи: что такое соприкасание? что такое смешивание? что такое действие?»

Аристотель

(перевод Т. А. Миллера – прим. пер. )

Жан-Мари Робин, гештальт-терапевт, методист. Клинический психолог.

Основатель Французского института гештальт-терапии.

Библиография

Аристотель, О возникновении и уничтожении , Париж, Философская библиотека Ладранжа, 1866 (Книга 1, гл. 6, §4)

Балинт M. (1959), Пути регрессии , Париж, Пэйо, 1972

Бинсвангер Л. (1947-55), Введение в экзистенциальный анализ , франц. перевод Париж, изд-во Минуи, 1971

Бинсвангер Л.. (1947-57), Дискурс, траектория и Фрейд , франц. перевод Париж, Галлимар, 1970

Брентано Ф. (1914), О сущности континуума в Философских исследованиях пространства, времени и континуума . Лондон: Крум Хелм, 1988.

Финк Э., Интенциональный анализ и проблема умозрительной мысли, в Актуальных проблемах феноменологии , Париж, Декле де Броуэр, 1952,

Глассхайм Э., Движение к свободе в "Имперском городе" Поля Гудмена. Диссертация кандидата наук, Университет Нью-Мехико, 1973

Херманн И. (1943), Сыновний инстинкт , Париж, Деноэль, 1972

Гуссерль Э. (1913), Направляющие идеи для феноменологии , франц. перевод Париж, Галлимар, TEL, 1985

Кимура Б., Тесты о феноменологической психопатологии, Париж, PUF-Открытая психиатрия, 1992

Лекеш в Контакт , Шотт и др., Контакт

Мальдине А. (1990), «Плоскость контакта с точки зрения живущего и существующего», в Шотт Ж. (ред.). Контакт , Брюссель, DeBoeck-Wesmael.

Перлз Ф. С., Хефферлин Р., Гудмен П., (1951), Гештальт-терапия , франц. перевод Бордо, l’exprimerie, 2001

Польстер Э. и M. (1973), Гештальт , новые теоретические перспективы и терапевтический и образовательный выбор . Монреаль, Le Jour, 1983

Понж Франсис, Луговая фабрика . Les sentiers de la création/Skira, 1971, стр. 191

Робин Ж.-М., (1990) «Контакт, первый опыт», журнал Гештальт , №1, Французское общество гештальта, переиздано стр. 64 и далее в Робин Ж.-М., , изд-во Арматтан, Париж 1998

Робин Ж.-М. и Лаперонни Б. (1996), «Слияние, связанный опыт и отчужденный опыт». Тетради гештальт-терапии №°0, 1996 и переиздано стр. 105 и далее в Робин Ж.-М., Гештальт-терапия: конструкция Я , изд-во Арматтан, Париж 1998

Робин Ж.-М.. (1997), «Тревожность и конструкция гештальтов», в Тетрадях гештальт-терапии 1, переиздано стр. 125 и далее в Робин Ж.-М., Гештальт-терапия: конструкция Я , изд-во Арматтан, Париж 1998

Робин Ж.-М., Мелник Ж., Щак М.-Л., Спинелли Э. (2007), «Контакт и интрапсихические перспективы: гештальт-терапевты отвечают на вопросы издателей и Эрнесто Спинелли», Исследования гештальт-терапии , том 1, № 2

Робин Ж.-М., Есть ли будущее у сейчас? в GORIAUX P.-Y. (под руководством), Сейчас , Мини-библиотека гештальт-терапии, №°110, IFGT, 2008

Сартр Ж.-П., Дневники странной войны . Галлимар, Париж 1995, стр. 400 и далее.

Шотт и др., Контакт , Брюссель, DeBoeck-Wesmael, 1990

Тодоров Т., Общая жизнь, Париж Сэй,

Вайцзеккер Ф. фон (1940) : Цикл структуры . Париж, Декле де Броуэр, 1958

Природа человека

Каждая психотерапевтическая школа имеет эксплицитную (явную) концепцию о природе человека или, что чаще встречается, имплицитную (неявную) концепцию. Именно это и кажется интересным принять за отправную точку: какова же концепция человека в гештальт-терапии? Авторы теории гештальт-терапии Перлз и Гудмен исходят из понятия «природа человека-животного», т.е. они отмечают, что природе человека свойственно столько же физиологических и животных факторов, как социальных и культурных. Говоря о природе человека-животного, речь не идет о том, чтобы свести человека до состояния животного или заняться натурализмом, подобно Руссо. Напротив, мы говорим о необходимости признать наши первичные условия существования. В теории гештальт - терапии природа представлена как мощная и саморегулирующаяся сила, и выдвигается постулат о том, что существует некая экологическая мудрость, которая состоит гораздо больше в сотрудничестве с природой, чем в попытках властвовать над ней. Речь также не идет о том, чтобы игнорировать «прилив» и «отлив» естественных импульсов, что подвергло бы человека риску невротического нарушения осознавания своего собственного существования, а также осознавания своего присутствия в мире.

Поле «организм - окружающая среда»

Прежде всего, исходя из того факта, что определение животного и самого его существования включает его окружающую среду (не существует организма без окружающей среды), поэтому определение организма будет скорее определением того, что мы называем «полем», полем «организм-среда»; сущностью этого поля «организм - среда» является целостность. Именно исходя из этого неразделимого характера поля, теория как основа метода гештальт-терапии, должна будет осмысливаться и развиваться. Эта среда, о которой идет речь, не представляет из себя мира с неопределенными расплывчатыми контурами, это не просто мир , это мой мир .

Саморегуляция

Мысль о том, что организм человека-животного способен к саморегуляции, опирается на понятие поле «организм-среда». Если природа человека прежде всего определяется понятием поля «организм-среда», то контакт между организмом и окружающей средой становится «первичной простейшей реальностью».

В действительности не существует ни одной функции у животного, которая не включала бы в себя контакт с объектом или окружающей средой, хотя бы для того, чтобы обеспечить выживание: ему надо дышать, двигаться, кормить себя, прятаться, размножаться и т.д. Теория природы человека - животного, следовательно, содержит принцип саморегуляции, который называют организмическим, то есть, принадлежащим организму, рассматриваемому в его целостности как функции поля. Саморегуляция будет хорошей, если поле не будет нарушено некоторыми факторами, например, социально-культурными, или еще проще, если ничто извне поля не нарушит процесс протекающего контакта. Взаимодействие «организм-среда» будет проходить хорошо и ровно, начиная с самой саморегуляции и на пользу этой саморегуляции поля.

Контакт и граница контакта

Исходя из этого, мы считаем, что психология должна изучать все феномены контакта, который связывает организм и окружающую среду. Все, что касается организма - это область физиологии в широком смысле этого понятия, биологии; все, что касается окружающей среды - будет областью социологии, географии и т.д. Но все, что касается контакта между данным организмом и окружающей его средой: явления, происходящие на границе организма со средой, (это серия феноменов, которые гештальт-терапия называет границей контакта) - будут объектом психологии. Следовательно, психологию можно определить как изучение совокупности явлений, которые будут происходить на этой границе, границе контакта «организм-окружающая среда». Другими словами эту совокупность можно описать следующим образом: разнообразные способы, какими физиологические механизмы действуют по отношению к тому, что не физиологично (окружающий мир), то есть, становятся психологическими в процессе контакта и посредством контакта.

Физиологические функции осуществляются внутри организма, но они не могут совершаться очень долго, не испытывая потребности в ассимиляции чего-то из окружающей среды, хотя бы для того, чтобы организм мог выжить и тем самым развиваться. Чтобы ассимилировать нечто из окружающей среды необходимо, чтобы организм вошел с ней в контакт, т.е. чтобы он стремился к чему-то и взял бы что-то; именно в этот момент физиологическое может стать психологическим, и функции сохранения смогут стать контактом.

Контакт предполагает всегда наличие внешнего объекта: по мнению гештальтистов, вообще-то это заблуждение, говорить о контакте с самим собой, потому что невозможно «питаться самим собой»; необходимо идти навстречу окружающему миру и черпать из него. Термин «контакт» будет встречаться на протяжении всего изложения нашего метода, потому что, без всякого сомнения, он является ключевым понятием гештальт-терапии. Контакт - это опыт, это опыт функционирования границы между организмом и окружающей средой.

Контакт - это осознание поля, которое является нашим полем, и в то же время это двигательный ответ, который производится в это поле, это осознание усваиваемого нового и выражение нашего отношения к нему. Это также отторжение всего того, что не может быть усвоено. Следовательно, любой контакт - это творческое приспособление организма и окружающей среды. Именно через контакт организм установит, что он сохраняет свое отличие, и более того, ассимилируя окружающую среду, он поддерживает свое отличие.

Творческое приспособление

Я упомянул о творческом приспособлении; это понятие указывает на неразрывный синтез приспособления и творчества. Приспособление - это процесс взаимодействия потребностей организма с возможностями окружающей среды.

Творчество будет связано с понятием нового: это открытие нового решения, наилучшего решения из всех возможных, создание новой конфигурации, новой взаимосвязанной целостности, исходя из наличных элементов. При этом, если приспособление обеспечивает измерение реальности и адаптации, то творчество открывает измерение фантазии и расширение возможного.

Доминантность

Последним понятием, необходимым для понимания концепции гештальт-терапии о природе человека, является идея доминантности гештальта. Это понятие требует уточнения смысла слова «гештальт». «Гештальт» - слово, которое мы взяли из гештальт-психологии начала века и которое означает «форма», «структура», «конфигурация» - фигура, образующаяся на фоне. Для развертывания контакта будет необходимо, чтобы фигура отделилась от фона. Я могу войти в контакт сейчас, в данный момент, только с тем, что образует фигуру, и то, что образует фигуру для меня в момент, когда я придаю форму этим линиям, это текст, который у меня перед глазами. Он является фигурой, которая отделяется для меня от фона «организм - окружающая Среда». Начиная с комнаты, в которой я работаю, до известных и неизвестных мне читателей, находящихся на заднем плане моего внимания, из знаний и опыта, приобретенных в течение лет, эта фигура создает моментальную доминантность поля; эта фигура выделяется из фона, но в то же время остается с ним связанной. Именно эту фигуру, выделяющуюся из фона, но остающуюся с ним связанной, мы называем Гештальтом.

Гештальт-терапия - это процесс, который ставит себе целью сопровождать или восстанавливать нашу способность управлять фигурами, строить фигуры в адекватной связи с фоном.

Острая ситуация и терапевтическая ситуация

В рамках такого подхода уже можно рассмотреть, каким образом гештальт-терапия будет рассматривать страдания, невроз и все трудности, из-за которых обращаются к психотерапии и психотерапевту. Как это не кажется парадоксальным, симптом возникает в результате творческого приспособления!

Возьмем случай с ребенком, который поставлен перед трудной ситуацией, так называемой «острой ситуацией». Например, он будет сталкиваться с грозным родителем и будет вынужден использовать разного рода средства защиты. Он находится в острой ситуации сильной интенсивности. Его реакция отступления и закрытости, положение тела, которое он примет, мышечная напряженность или реакция бегства, которую он использует в этот момент, являются творческим приспособлением к ситуации, которая ему угрожает. Но если со временем ребенок будет стремиться повторить этот «ответ» в ситуации, когда он уже не сталкивается ни с кем из угрожающих ему взрослых, это будет означать, что он создал хроническую острую ситуацию слабой интенсивности, потому что уже нет реальной нависшей над ним угрозы. Каждый раз, когда он встретит в своей повседневной жизни взрослого, который каким-то образом бессознательно напомнит ему ту самую острую ситуацию, в которой он когда-то находился, он повторит параметры острой ситуации, и он станет себя защищать, как будто бы он подвергается угрозе, забывая о «мнимом» характере этой новой ситуации.

Он потерял способность оценивать поле, он потерял способность осуществлять творческое приспособление в настоящей ситуации: то, что было творческим в определенный момент, сейчас больше не является таковым.

Это происходит из-за так называемой «незавершенной ситуации»: если мы находимся в ситуации контакта и эта ситуация контакта по той или другой причине была прервана, и удовлетворение не было достигнуто, то при определенных условиях эта ситуация может зафиксироваться в виде незавершенной ситуации.

Формирование незавершенной ситуации означает постоянное возвращение и блуждание в настоящем в попытках найти какое-то завершение. Тогда возможно определить невроз как потерю способности к творческому приспособлению и замещение ее так называемой «вторичной физиологией», своего рода второй натурой. Она закладывается в коже, в мышцах, закладывается во всю совокупность переживаний; первоначальная, естественная схема реагирования выходит из употребления. Что может сделать психотерапия, встречаясь с острыми ситуациями, с которыми столкнулся данный человек? Нам известно - и Фрейд это первый выявил - что человек стремится воспроизвести те страдания и трудности, с которыми он сталкивался однажды. Наша гипотеза состоит в том, что острые ситуации, которые взрослый человек должен был пережить, например, в своем детстве и отныне ставшие хроническими, повторяются в его «теперь», и, следовательно, повторятся также в «теперь» терапевтической ситуации.

Встречаясь с острой ситуацией низкой интенсивности, которую клиент переносит в процесс сеанса, психотерапевт попытается ввести его в новую острую ситуацию, которая будет иметь те же параметры, тот же смысл, но в которой в то же время, с одной стороны, создаются условия безопасности и, с другой стороны, «препятствия» повторениям невротических привычек клиентов для того, чтобы клиент мобилизовал свои творческие ресурсы, чтобы он мог воспринять то новое, которое возникает теперь.

При хронической острой ситуации низкой интенсивности, когда полученный в результате некоторой острой ситуации жизненный опыт и совокупность ответных действий потеряли свой адаптивный смысл, терапевт предложит эксперимент, в котором будет воспроизводиться острая ситуация высокой интенсивности, но достаточно безопасная для пациента благодаря поддержке со стороны терапевта. При этом пациенту будет предложено мобилизовать все творческие ресурсы, чтобы приспособиться и выработать ответ, адекватный данной ситуации.

Когда мы говорим о потере творческого приспособления, это не значит, что мы «замораживаем» ситуацию или человека: мы рассматриваем вещи в данной ситуации в данный момент; если говорят, что творческое приспособление перестало функционировать, это не является обобщением, это касается только определенной ситуации. В подобной ситуации творческое приспособление может функционировать, а мгновение спустя может быть нарушено. Все зависит от индивидуальной истории человека и ее совпадения с параметрами ситуации данного момента.

Осознание

Одним из первых рабочих терминов, который мы будем употреблять, является «осознание», осознание немедленное, которое в гештальт-терапии мы называем «awareness». Мы используем иногда этот американский термин для того, чтобы лучше обозначить его отличие от термина «conciousness», другой формы осознания, который указывает скорее на рефлексивное сознание, на мышление и т.д. «Awareness» - форма сознавания, которой обладает также и животное, и которая является одновременно и двигательной, и сенсорной, интегрирующей совокупность всех показателей поля. Можно было бы сказать, что это осознание является немедленным и имплицитным знанием.

Психотерапевт старается помочь человеку стать все более и более «сознательно осознающим», восстановить непрерывность сознавания, от минуты к минуте, всего, что происходит. Исходя из этого, как возможно помочь человеку вновь обрести свои способности творческого приспособления, т.е. выйти из фиксации, неподвижного состояния, чтобы достичь настоящего контакта с окружающей средой?

Построение - разрушение гештальтов

Выше мы определили, что мы понимаем под гештальтом: гештальт обозначает фигуру, которую субъект создает при своем контакте с окружающей его средой. Фигура главным образом определяется тем, что человек организует в зависимости от своих потребностей, желаний, «аппетитов» или незавершенных ситуаций в данный момент. Задача психотерапевта - попытаться поддержать именно эту способность человека формировать фигуры, отделять фигуры от фона, позволять им разворачиваться и вступать в контакт, строиться и разрушаться, потому что фигура создается для того, чтобы иметь возможность возникать и исчезать.

Когда во время каникул с моей семьей я сижу за рулем автомобиля, гештальты, которые я создаю, состоят из пейзажей, достопримечательностей архитектуры, привлекающих мое внимание. Если вдруг на пути возникает опасность, гештальт «управление машиной» немедленно заменяет предыдущий, и дорога вновь становится фигурой контакта.

Если я вижу, как показатели горючего в моей машине опасно приближаются к нулю, мой интерес к пейзажу уменьшается в пользу интереса к станции обслуживания. А когда приближается час еды, эти фигуры не являются больше доминантными, а главным будут поиски маленькой гостиницы или просто проселочной дороги, около которой можно устроить пикник.

Рассмотрим более подробно этот традиционный пример с голодом. Голод составляет фигуру в определенный момент и прерывает все мои другие ощущения и занятия, он выдвигается на первый план, и я вступаю в контакт с окружающей средой, чтобы найти решение для его удовлетворения. Фигура «голод» будет развиваться, наполнять меня энергией, заставлять вступать в контакт с окружающей средой, где я возьму пищу, а затем, по мере того, как я буду есть и усваивать пищу, гештальт «голод» будет разрушаться и позволит мне перейти к другому гештальту.

Личность с нарушенной нервной системой, находящаяся в затруднительном положении, или «невротическая личность» - это человек, который, по-видимому, утратил способность к построению и разрушению гештальтов. Тогда этот танец, это постоянное колебание, этот процесс построения - разрушения сдерживается, в особенности неподвижными, фиксированными состояниями. Рассмотрим немного детали этой эволюции, этого построения - разрушения гештальтов, чтобы быть более конкретными, а также чтобы ознакомиться со средством, которое будет постоянно использоваться гештальт-терапевтом. Эта последовательность построения - разрушения гештальтов (который иногда носит название «цикл контакта», т.к. он описывает, каким образом организм контактирует с окружающей средой) будет протекать согласно четырем фазам. Эти четыре фазы, конечно, в действительности не отделены друг от друга. Они описаны здесь отдельно по дидактическим мотивам.

Последовательность контакта

Предконтакт

Первая фаза называется предконтактом . В этой фазе заключено то, что составляет фон, задний план, это главным образом тело и именно в теле начинает возникать ощущение. Это ощущение является признаком наиболее актуальной потребности организма, которая развивается в данный момент. Я употребляю здесь термин «потребность» в очень широком смысле, т.е. потребность, импульс, аппетит, желание, незавершенная ситуация, то, что составляет суть «зерно» ситуации, «оно» ситуации. Следовательно, гештальт здесь отделится от фона, чтобы начать образовываться и затем «пойти на контакт» с окружающей средой, приобретая все более и более четкие контуры. Во время этой фазы, фазы предварительной ориентации, у людей могут возникать затруднения в связи с неспособностью построить гештальт с ясными контурами.

Контактирование

В следующей фазе, которая называется контактированием , этот гештальт, эта фигура, которая отделилась от недифиренцированного фона, в свою очередь отойдет на задний план, чтобы напитать фон, дать ему энергию. Начиная с этого момента, возбуждение, энергия мобилизуются и позволяют организму обратиться к окружающей среде, чтобы изучить предоставляемые возможности с целью найти там удовлетворение своей потребности.

В этой фазе контактирования с окружающей средой человек будет производить то, что техническими терминами определяется как идентификация и отвержение, проще говоря, будут осуществлять функцию выбора «да» или «нет». «Да, это может мне подойти. Нет, это мне не подойдет». Организм произведет выбор и отвержение среди ресурсов окружающей среды, чтобы удовлетворить «оно» ситуации.

Финальный контакт

Следующим шагом в последовательности опыта является финальный контакт . В этот момент окружающая среда, в свою очередь, отходит на задний план и образуется новая фигура: это выбранный объект.

Субъект будет устанавливать с ним финальный контакт, полный контакт, в какой - то момент будет иметь место до определенной степени неразличимость человека и избранного объекта. На короткое время нет больше ни фигуры, ни фона, ни границ между субъектом и объектом.

В межличностных отношениях на смену четко идентифицированным «Я» и «Ты» может появиться в какой-то момент «Мы». «Мы» любви, оргазма, конфликта, ужаса или любой другой контактной ситуации.

Постконтакт

Последней является фаза, которая называется фазой постконтакта . В фазе полного контакта граница открылась таким образом, чтобы впустить объект опыта, а в фазе постконтакта граница закрывается на этом прожитом опыте, и в этот момент начинается работа по ассимиляции. Нет больше фигуры, в поле не остается больше ничего актуального.

Пример последовательности контакта

Возьмем пример, взятый из банальной ситуации терапии в группе. Предположим, что актуальной потребностью момента является для данного человека потребность в защите. В фазе предконтакта он чувствует, как плечи у него поднимаются, как голова уходит в плечи, взгляд его немного недоверчив, он ощущает еще ряд телесных признаков, чувствует психологический и эмоциональный климат, в котором понемногу и с помощью терапевта, вырисовывается фигура, называемая «потребность в защите». Эта уже проявленная потребность в защите пробудит возбуждение, прилив энергии, которая позволит человеку повернуться к окружающей среде, чтобы начать искать эту защиту, в которой он нуждается. Он приступит к идентификации и отвержению, т.е. он будет фиксировать, направлять свое внимание, манипулировать своим миром так, чтобы найти защиту, которой он добивается. В этом терапевтическом зале, например, торшеры не представляют ему защиту, он их оттолкнет и отбросит, кресла не предоставят ему защиту; напротив, другой человек, который возможно проявляет себя своим теплым взглядом, может его заинтересовать в качестве субъекте, способного дать ему то, что он ищет. «Выбирать и отбрасывать», вот суть этой фазы контактирования, когда человек целиком повернут к окружающей среде. К тому же в этой фазе больше всего эмоций, так как человек переходит от центрации на самого себя к центрации на ресурсы окружающей среды. Это столкновение, если можно так сказать, между ресурсами, находящимися в нем, и ресурсами окружающей среды, которое и вызывает то, что называют эмоцией: грусть, радость, гнев, ярость, страх и т.д.

Как только человек идентифицировал объект среди других объектов, которые он отбирал и отбрасывал, (это может быть и «Ты - объект», как в приведенном примере таковым объектом является человек), он будет иметь возможность финального контакта, т.е. полного удовлетворения проявленной потребности: потребности в защите.

Наступит момент, когда человек будет переживать полное единство между своей потребностью и ресурсом, выбранном в окружающей среде. Будет иметь место полный и завершенный гештальт. Авторы «Гештальт - терапии», говоря о финальном контакте, брали в качестве модели момент оргазма в сексуальном акте: нет больше меня, нет больше тебя, существует только момент слияния, когда понемногу развивающиеся желания захватили все поле, где другой также занимает все место, но где нет больше ни тебя, ни меня, потому что нет больше переживания границы, есть только Мы, временное Мы. После фазы финального контакта граница закрывается на этом прожитом опыте, человек будет усваивать этот полученный опыт, и в результате интеграции произойдет рост.

Но в терапии мы видим, что в жизни большинство из нас прерывают эту последовательность. Есть прерывания намеренные, добровольные и, следовательно, управляемые: в тот момент, когда я собираюсь выполнить то или другое действие, телефон звонит и прерывает меня, я могу отложить действие и продолжить его позже. Я также могу сделать обдуманный, сознательный выбор и прервать последовательность. Я не «обязан» удовлетворить свое желание или свою потребность импульсивно и автоматически: в любой момент я сохраняю способность выбора. Патогенная ситуация создается, когда я не выбираю прервать течение опыта, но некоторым образом оно прерывается без моего ведома.

Вернемся теперь к вопросу об острой ситуации во время терапевтической сессии. Терапевт пытается помочь пациенту осознать прерывание контакта и вместе с ним посмотреть, каким образом это прерывание проявляется, что и каким образом может воздействовать на это прерывание, так чтобы субъект вновь обретал способность к выбору, осознанному выбору: действительно ли осуществить прерывание или поступить по-другому, иначе говоря, чтобы субъект вновь получил возможность творческого приспособления.

Self в гештальт-терапии

«Создатель» творческого приспособления, это интегративное измерение, объединяющего функции, необходимые для запуска процесса творческого приспособления в контакте - это то, что в гештальт-терапии называют «self».

«Self» в гештальт-терапии не рассматривается как фиксированная, стабильная целостность. Это не «личность», например, которая относительно стабильна, а совокупность функций, необходимых для осуществления творческого приспособления. Именно по этой причине предпочитают скорее сохранять англосаксонский термин «self», чем употреблять «Я», т.к. в «Я» выражено стремление быть твердой и стабильной целостностью; «self» в английском языке является определительным словом, которое прибавляется к существительным и которое указывает, некоторым образом, процесс в действии. «Self» - это процесс контакта в действии, организма, входящего в контакт с новым и осуществляющего необходимое творческое приспособление.

Последовательность построения разрушения гештальтов или цикл контакта - это способ описания «self»; способ, который позволяет рассматривать «self» в его динамическом проявлении. Но возможно также описать его структурно, через его составляющие: частные функции этих подструктур представляют из себя особые модальности функционирования «self», они существуют лишь как абстракции и разделяются лишь в практических и дидактических целях и для анализа практики. Три функции, которые нас интересуют (это не говорит о том, что «self» ограничивается этими тремя функциями) в проявлении творческого приспособления являются функциями, которые называются: функция «Оно», функция «Личность» и функция «Эго».

Три функции Self

Функция «Оно» является функцией, в наибольшей степени касающейся проявления потребности: потребностей, желаний, импульсов, аппетитов, неоконченных ситуаций. Это в основном единственная функция, проявляющаяся в теле ежеминутно, и проявляется она через ощущения, хотя и не только. В модусе «Оно» я не чувствую себя ответственным за то, что со мной происходит. Это происходит со мной; да, я хочу есть, я хочу пить, это так. Я тот, кто делает, но я не чувствую себя ответственным за это.

Функция «Личность», напротив, более стабильна, так как в нее внесены, записаны индивидуальная история, прожитый опыт... Именно благодаря функции «Личность» я способен ответить на вопрос: «Кто ты?» Это то, что я знаю о себе, то, что я думаю о том, каковым я являюсь (Это не значит, что я такой и есть! Это только то, что я думаю о своей сущности, как я представляю свой опыт). Функция «Личность» выражает представление, не всегда осознанное, которое я имею о себе самом. Именно здесь фиксируется опыт в своем возможном словесном выражении.

Обе эти функции одновременно или по отдельности будут вступать в контакт с окружающим миром через функцию «Эго», которая будет совершать идентификации и отвержения. Эти выборы будут выражать, экстериоризировать, приводить в действие функцию «Личность» или функцию «Оно». Если, например, через функцию «Оно» я определяю какую-то необходимость, через функцию «Эго» я буду входить в контакт с окружающим миром, делать выбор, говоря: «Это меня интересует, это меня не интересует».

Иногда происходит некоторое соревнование между двумя функциями; между функцией «Оно» и функцией «Личность». Я приведу вам один пример. Я люблю вспоминать этот пример, потому что встретился с ним в самом начале своей карьеры и потому, что он показателен по своей банальности. Это происходило в одной терапевтической группе. Женщина лет 40 - 45 с первого момента встречи с группой сказала: «Я боюсь мужчин», а потом группа перешла к чему-то другому. В некотором отношении можно сказать, что «я - некто, кто боится мужчин» выражает функцию «Личность» этой женщины.

На следующий день, во второй день занятий группы, получилось так, что в какой-то момент мне совершенно случайно довелось сесть недалеко от нее. И тогда она громко восклицает: «О, я боюсь, я боюсь, я боюсь...». После некоторого удивления с моей стороны я ее спрашиваю: «Если хотите, попробуйте не спеша прочувствовать, что происходит в вашем теле. Что вы сейчас чувствуете?». Тогда она начинает описывать мне некоторые ощущения: «Вот у меня влажные руки, мое дыхание вот такое, я чувствую напряжение в той, в другой части тела». Потом она вдруг прекращает свое описание и говорит мне; «Но то, что я вам рассказываю не имеет ничего общего со страхом!». Я пожимаю плечами: «Я не знаю ничего об этом». Я поддерживаю ее, и она мне говорит: «Да нет, это никак не связано со страхом».

Постепенно она начинает осознавать, что вот уже в течение 45 лет она живет с таким вот представлением о самой себе: «Я та, которая боится мужчин», не обращая внимания на то, что на самом деле происходило с ней, что заключалось в «оно» текущего момента. Актуальное «оно» могло привести ее совсем в другую сторону. С течением времени в ходе своей работы она смогла обнаружить, что этот момент ее опыта состоял гораздо больше из интереса, возбуждения, чем из страха, но что она жила с этой совершенно честной мыслью относительно себя, что она испытывает страх. С таким представлением, что ей было делать в повседневной жизни? Она могла налаживать контакты с людьми, только подчиняясь этому представлению, доказывая самой себе, что если она боится мужчин, то она имеет на это все основания. Эти контакты происходили плохо, она в какой-то степени создавала условия, подтверждающие ее представление о самой себе.

«Self» через функцию «Эго» или то, что ее заменяет, будет развивать, использовать информацию, которая к ней поступает от функции «Личность», в данном случае неправильную, и сделает плохой выбор и плохое отвержение; эта женщина действует согласно этому зафиксированному гештальту, согласно которому «Я та, кто...».

Некоторые нарушения функции «Личность» могут быть очень тонкими. Если я, например, являюсь отцом семейства (это составляет часть моей идентичности, но осуществляется в определенном контексте), в отношении какого-то пациента или друга речь не может идти о том, чтобы я вел себя как отец семейства. Если же в этом другом контексте я веду себя как отец семейства, я проявляю нарушение функции «Личность», потому что я не пользуюсь функцией своей идентичности, которая адекватна ситуации, т.к. эта функция соответствовала бы другой ситуации - когда я нахожусь со своими детьми.

Точно также, если я веду себя как психотерапевт со своими детьми, это тоже является нарушением функции «Личность», потому что дети ожидают от меня того же, что определяется ситуацией: чтобы я вел себя как отец, а не психотерапевт, т.е. чтобы через функцию «Эго» я осуществил надлежащий выбор.

Различные нарушения «self» Функция «Личность»

Эта функция может быть нарушена в том смысле, что человек может иметь представления о своем опыте, которые не соответствуют реальности этого опыта. Это то, что называют нарушением функции «Личность». Если я думаю о себе, что я - писатель, например, и представляюсь вам как романист, вы вправе будете мне сказать; «Ах, да! Так какие же произведения вы написали?» - «О, к настоящему моменту я ничего не написал, но это входит в мои планы: у меня действительно есть намерения посвятить себя роману». Это - нарушение функции «Личность», так как в данный момент я не романист.

Я провел свое детство в уверенности, что я - ноль в математике (функция «Личность») до того дня, когда перед экзаменом на бакалавра я сказал себе, что, может быть, было бы хорошо употребить все козыри в моей игре; не заняться ли мне все же математикой и посмотреть, что это может дать, так как я регулярно оказываюсь в тупике по этому предмету! Я тогда понял, что это было вполне возможно и что в течение 15-16 лет я жил с мыслью, что я - ничто в математике. Мне это было передано, это было частью моего семейного наследства: из поколения в поколение «быть нулем в математике» и объявлять себя «склонным к гуманитарным наукам». Эта верность семейным традициям представляет собой нарушение функции «Личность». Каждое нарушение функции «Личность» будет вторгаться в выбор, который мы будем осуществлять посредством функции «Эго».

Невроз в некотором роде будет проявляться через нарушение функции «Личность», через искажение представления о том, кто я. Ребенок, о котором упоминалось выше, испытывающий страх перед угрозами своего отца, создал в своей функции «Личность» представление о самом себе, согласно которому, «Я боюсь взрослого и взрослый мне угрожает». Он будет делать выбор, который выявит это нарушение функции «Личность»: он не обязательно тот, кто боится, но он приобрел эту привычку. При неврозе будут встречаться нарушения функции «Личность», которые будут мешать полному функционированию в модусе «Эго».

Функция «Оно»

Эта функция будет характерным образом нарушена при психозе. При неврозе мы можем потерять осознание нашего актуального «оно»: нашего желания, потребности, аппетита, но мы не теряем желания и аппетита; мы можем потерять осознание голода, но мы не теряем голода, тогда как психотик может потерять ощущение холода, например, выйти легко одетым в 15 градусов мороза. Он потерял ощущение холода, потребность, «оно» данной ситуации.

Эти обе функции, функция «Оно» и функция «Личность», могут быть нарушены. Что произойдет, если эти обе функции или одна из них окажутся нарушены, учитывая, что эти две функции должны участвовать в контакте с внешним миром через функцию «Эго»? Как может действовать функция «Эго», если ее «источники информации» нарушены? Функция «Эго» будет потеряна. «Потеряна» означает, что человек делает что-то похожее на выбор, но что в действительности не является выбором, т.к. человек не может не поступать таким образом. Человек что-то делает, но он не смог бы сделать иначе, он, очевидно, потерял свою свободу, потому что не может принять во внимание свою историю, то, что он о себе знает и т.д.

Прошлое возвращается в настоящее. Ответ устарел, он был успешен в своем контексте, возможно, был хорош еще один раз, но он уже не относится к настоящему и теперь ответ является промахом, в собственном смысле этого слова, т.е. он неправильно адресован.

Работа психотерапевта в этом случае будет состоять в том, чтобы помочь пациенту восстановить способность к выбору, так как именно при помощи этой способности он сможет вновь осуществлять творческое приспособление.

Итак, рассмотрим немного подробнее функцию «Эго», одну из форм функционирования «self». Эта функция, которая позволяет «self» одновременно и выражать то, что к ней идет от функции «Оно» и от функции «Личность» и осуществлять то, что обеспечивает идентификацию и отчуждение, выбор и отвержение при контакте с окружающей средой. Мы уже говорили о последовательности построения-разрушения гештальтов и о той фазе, которая заключается в переходе к идентификации и отчуждению (фаза контактирования, в частности); функция «Эго» является в ней активной формой «self».

Потери функции «Эго» и их последствия

Когда происходит потеря функционирования модуса «Эго», на это пустое место стремятся разные явления, которые по-своему являются феноменами границы и контакта. Задача функции «Эго» - обеспечить установление границы между организмом и окружающей средой; замещающий феномен здорового функционирования модуса «Эго» должен тоже проявляться в виде феномена границы. Явления, которые мы будем рассматривать, могут быть здоровыми явлениями; но когда они связаны с потерей функционирования «Эго», перед нами явления «нездоровые», дисфункциональные. Их четыре. Некоторые авторы добавляют еще другие, но главные механизмы следующие: слияние, интроекция, проекция, ретрофлексия. Эти технические термины требуют разъяснения.

Слияние

При слиянии существует ситуация «неконтакта», «неграницы» и «неосознания»: если говорить схематично, ничто не возникает, не существует различия между «Я» и «не-Я», нет различий между фигурой и фоном и нет возникающей фигуры. Например, я нахожусь в состоянии слияния с французским языком, я его не отделяю от себя, когда говорю; когда я выражаю себя, то делаю это именно на французском языке.

Это слияние можно рассматривать как здоровое, так как я могу войти в контакт с французским языком как с некоторым объектом и сказать себе: «Послушай! Я употребил такое-то слово, это то самое слово, которое нужно?» В этот самый момент язык становится отличным от меня объектом. У матери большое слияние с грудным младенцем, а у него с матерью, иначе говоря, в опыте ребенка, граница между «Я» и «не-Я» не очень различима. Слияние - это базовый феномен, который может обозначать «модус контакта» со всем тем, что не является фигурой в поле в данный момент. Когда слияние прерывает построение гештальта, не давая возникнуть фигуре в предконтакте, так что все остается в фоне (чтобы что-то возникло надо, чтобы возникла граница, надо, чтобы объект и ощущение отделились, стали заметными), слияние препятствует выделению фигуры и сопровождающему ее возбуждению.

Интроекция

Затем, когда начинает возникать фигура, появляется возбуждение и увеличивается энергия, чтобы дать организму возможность войти в контакт с окружающей средой. Феномен границы, который может прервать это движение при потере функции «Эго», - интроекция. Поскольку эта модальность является феноменом границы, ее суть состоит в том, чтобы взять что-то из внешнего мира и ввести это внутрь. Прототипом интроекции на уровне витальных функций является способ питания: я беру что-то, что является «не-Я» из внешнего мира, какой-то отличный от меня объект, я ввожу его в организм, сначала он становится «мой», а потом постепенно при помощи жевания, пищеварения, усвоения он станет «Я - сам». «Удавшаяся» интроекция - это та, которая завершается ассимиляцией; при «неудавшейся» интроекции поглощенный объект останется чужеродным телом внутри организма (если я ем какой-то продукт, не прожевывая его, я найду его идентичным в испражнениях, он не был мне полезен, а только засорил желудок).

Говорят о «неудавшейся», патологической интроекции, когда просто что-то заглатывается: идеи, мнения, « надо» и «нельзя», которые вызовут у меня как бы тяжесть в желудке, которые будут определять мое существование в мире на «своем месте». Интроекция может быть средством для того, чтобы прервать контакт с внешним миром, когда субъект теряет свою способность к идентификации и отвержению, замещая свое собственное желание желанием другого человека. Именно замена желанием другого своего желания, при котором возбуждение становится слишком тревожащим, является одним из главных признаков феномена интроекции, сопровождающего потерю функции «Эго».

Если родитель говорит ребенку: «Сделай то или не делай этого», ребенок может только подчиниться, то есть интроецировать приказ взрослого как замену своей собственной воли. Если приказ будет повторяться, то ситуация может в неосознанной форме превратиться в опыт: «в жизни надо делать то и не надо делать этого». В этом процессе важно не столько содержание того, что было интроецировано, сколько тот факт, что желание другого пришло на замену своего собственного желания. Поскольку интроекция существует во всех видах человеческих отношений, то задача состоит в том, чтобы не потерять своей функции «Эго» в этих отношениях, своей способности осуществлять идентификацию и отвержение, чтобы продолжать осознавать эту способность.

Проекция

В процессе дальнейшего развертывания цикла творческого приспособления, когда форма уже возникла и появилось возбуждение, не прерванное интроецированием желаний другого, тогда может появиться другой вид потери способности совершать идентификацию и отвержение: проекция. Этот другой феномен границы по своему направлению противоположен интроекции: что-то, принадлежащее в действительности субъекту, будет приписано окружающей среде. При интроекции что-то принадлежало окружающей среде и субъект заставил это что-то перейти внутрь организма; при проекции он заставляет что-то, ему принадлежащее, перейти в направлении окружающей среды. Обычно субъект переводит вовне то, за что не может сам отвечать, за что не берет ответственности, в особенности за свои эмоции и аффекты. Например, такой человек может считать кого-то другого очень встревоженным, очень беспокойным или очень агрессивным, потому что он не может принять то, что он сам агрессивен и беспокоен.

В терапевтическом процессе первую очередь мы имеем дело с проекцией аффектов, эмоций, или в более широком смысле опыта, и трудность заключается в необходимости для пациента восстановить этот аффект или эту эмоцию, которую он пытается не осознавать, приписывая ее кому-то другому. Содержание проекции часто является чем-то до этого интроецированным. Проекции, с которыми мы будем иметь дело в терапии, выявят, в частности, незавершенные ситуации пациента. Каким образом в настоящей ситуации субъект будет проецировать прежние ситуации, будет атрибутировать данной ситуации или присутствующим людям характеристики и эмоции, которые позволяют ему продолжать свои незавершенные ситуации, свои зафиксированные гештальты, свои поиски удовлетворения?

Ретрофлексия

Следующее явление, которое может прервать построение - разрушение гештальта, - это ретрофлексия. Ретрофлексия - термин, возникший в гештальт-терапии, тогда как проекция и интроекция - термины общие с другими научными дисциплинами.

Ретрофлексия обозначает опыт, который начинается как контакт с окружающей средой, но который возвращается к самому организму, т.е. субъект делает себе то, что предназначено или было бы предназначено окружающей среде: вместо того чтобы нападать, например, он будет бить себя по руке; вместо того, чтобы укусить, он будет грызть ногти и т.д. То, что называют психосоматическими болезнями, является обычно результатом ретрофлексии. Чаще всего субъект не позволяет себе проявить именно акты агрессии в отношении их истинных объектов, и он обращает их против своего организма, как будто бы его собственный организм является окружающей средой. Самоубийство - высшая форма ретрофлексии, субъект убивает себя самого вместо того, чтобы убить того, кто заставил его страдать. Мыслить - это тоже форма ретрофлексии: когда я думаю, я говорю с самим собой, но являюсь ли я истинным адресатом своих слов? Это может быть здоровая ретрофлексия в той мере, когда она мне позволяет подготовиться к действию или к общению, но если я только думаю и не говорю, то ретрофлексия парализует действие.

Особая форма ретрофлексии проявляется в том, что называется эготизмом. При эготизме субъект поддерживает слишком непроницаемую границу с окружающей средой. Само собой разумеется, что граница никогда не является абсолютной. Эготизм проявляется через торможение, через удержание себя в момент, когда, чтобы достигнуть финального контакта, необходимо обратное. При эготизме невозможно достичь спонтанности, так как не может быть отброшен осмысленный, размеренный, «педантичный» характер работы по ориентации и манипуляции, который был типичен для предыдущих фаз.

Все эти модальности могут быть как «здоровыми», так и «нездоровыми» модальностями контакта, в зависимости от того, способствуют ли они контакту с окружающей средой или нет, гибки или нет, являются они осознанными или нет, ригидны они или нет, но главным образом, позволяют ли они осуществляться функции «Эго» или, напротив, они появляются, чтобы заместить функцию «Эго». Если происходит потеря функции «Эго», то на ее месте появляется один из этих феноменов границы, чтобы «занять место»: одновременно чтобы обозначить эту потерю функции «Эго» и также, чтобы ее создать или поддержать. Если «место занято», тогда функция «Эго» в процессе данного опыта почти не может полноценно осуществляться.

Благодаря совокупности понятий, только что нами изложенных, можно гораздо яснее представить цели психотерапии. Гештальт-терапия дает возможность человеку восстановить свою способность устанавливать контакт и осуществлять творческое приспособление. Это предполагает, что он будет в состоянии обеспечить идентификацию и отчуждение, требуемые в его контакте с окружающей средой. Это значит, что функция «Эго» должна быть здоровой, восстановленной, очищенной в какой-то степени от того, что ей мешает действовать (то есть: от проекции, ретрофлексии, интроекции, слияния и т.д.) и гармонично связанной с другими функциями в едином «self», что позволяет человеку быть спонтанным и вовлеченным в ситуацию.

Психоанализ ставил перед собой цель проводить анализ психики, гештальт-терапия предлагает проводить терапию Гештальта, иначе говоря, терапию способности субъекта формировать гештальты и разрушать их, когда они устаревают. Речь идет о том, чтобы обнаружить способность осуществить весь цикл опыта полностью и, чтобы это сделать, человек должен восстановить свои способности выбирать и отвергать, которые и позволят ему осуществить творческое приспособление.

«МОСКОВСКИЙ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ, 1994, №3 ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА* ЖАН-МАРИ РОБИН Предисловие редактора Автор данной статьи, вице-президент Европейской Ассоциации...»

МОСКОВСКИЙ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ, 1994, №3

ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА*

ЖАН-МАРИ РОБИН

Гештальт-терапии, директор Французского Гештальт Института, хорошо

знаком русским гештальтистам как руководитель долгосрочной

образовательной программы в Москве "Совершенствование в гештальттерапии". Текст "Фигуры гештальта" впервые был переведен и

После некоторой доработки перевода мы решили опубликовать эту статью в МПЖ по двум основным соображениям:

1. Текст относится к ранним работам Ж.-М.Робина, к началу 1980-х гг. и, собственно, к началу интенсивного развития гештальт-метода во Франции (как известно, гештальт впервые "объявился" во Франции лишь в 1972г.). Поскольку Россия переживает сегодня аналогичный период освоения гештальт-метода, кросскультурные параллели и отличия в обсуждении гештальт-подхода, возможно, будут небезынтересны для русского читателя.

2. В данной статье в общих чертах обсуждаются почти все фундаментальные понятия и принципы гештальт-терапии: организм/среда, граница контакта, гештальт-концепция "Я", цикл опыта, виды сопротивления: проекция, интроекция, ретрофлексия, слияние; цели терапевтической работы обозначаются на фрагментах практических сессий с клиентами. В целом в данном тексте достаточно хорошо отражены представления автора о гештальт-терапии.

Н.В.Долгополов Гештальт-терапия является, безусловно, одним из самых значительных терапевтических направлений, получивших свое развитие в * Перевод выполнен по: Jean-Marie Robine "Form Pour Gestalt", 1991, p.5-22.

Ж.РОБИН течение последних тридцати лет. Ее появление в Европе, относительно недавнее, относится к 70-м годам, но вокруг нее уже распространяется ряд ложных представлений. Одно из них, и немаловажное, рассматривает гештальт-терапию как совокупность различных взаимодополняющих методов. Некоторые терапевты, включая и тех, кто заявляет о своей приверженности гештальт-терапии, присоединяются к этому движению и используют приемы гештальта наряду с целой серией самых различных приемов. Почему бы и нет? Но гештальт-терапию больше нельзя уподоблять совокупности методов таким же образом, как психоанализ – свободной ассоциации, а терапию Роджерса – изменению формулировок.

Действительно, вначале популярность гештальт-терапии частично была основана на том, что некоторые ее методы очень быстро стали использоваться в различных терапевтических направлениях, однако редко встречаются в настоящее время такие гештальт-терапевты, которые нуждаются в этих правилах и играх.

Другое из этих ложных представлений о гештальт-терапии касается «поверхностности» начатой работы. Делается ссылка на понятие «глубинности», которое, судя по смыслу, является синонимом «продолжительности». Гештальт-терапия действует согласно другому принципу, который не исключает продолжительности, но относится к феноменологическому процессу. Таким образом, внимание действительно обращено на «поверхность вещей» и на человека в мире, но начатый процесс не опирается чрезмерно ни на «глубинность» того, что при этом происходит, ни на тот результат, к которому придет субъект. Ложное представление о «поверхности» часто сочетается с другим, которое касается «нажатия кнопки», «быстрого инсайта» или даже «гуру» этой психотерапии. Это, мне кажется, связано частично с самим Перлзом, а частично с французскими изданиями. Оригиналы работ Перлза, в частности, записи его семинаров, практически являются единственными доступными изданиями на французском языке; и многие терапевты, по крайней мере из тех, кто учится по книгам, не сумели понять, что источником этих формулировок были сеансы, которые Перлз любил вести в конце своей жизни, чтобы дать представление о гештальт-терапии.

Демонстрация эксперимента в течение четверти часа – это не терапия, и даже если из этих записей можно многое узнать, мы не должны забывать о контексте этих экспериментов и второстепенном значении этих сессий.

Я хотел бы на нескольких страницах попытаться обрисовать вам в общих чертах гештальт-терапию, затронув обстоятельства и истоки ее появления, наметить некоторые из ее фундаментальных понятий. Много пробелов еще останется, я на это иду, так же как и на вынужденно ограниченные рамки данной работы.

Историческая ситуация Фредерик С.Перлз, известный под именем Фриц Перлз, родился в Берлине в 1893г. в еврейской семье. Изучал медицину и психиатрию, и,

ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА

между прочим, работал с Куртом Гольдштейном, который приобщил его к концепции, рассматривающей организм скорее как единое целое, чем как конгломерат отдельных частей, функционирующих без связи друг с другом и более или менее автономных.

В 1927 году он поселяется в Вене и начинает заниматься психоанализом вместе с В.Райхом, Карен Хорни, О.Феничел, Еленой Дейч. Он женится на Лауре Познер, докторе психологии, специалисте в области гештальт-психологии. С установлением гитлеровского режима Перлз вынужден эмигрировать и благодаря поддержке Эрнста Джона едет в Южную Африку, где основывает Институт психоанализа.

Он приезжает вновь в Германию в 1936г. на конгресс по психоанализу с двойной целью: встретиться с Фрейдом и сделать сообщение на конгрессе. Его встреча с Фрейдом прошла неудачно, («Учитель, я приехал из Южной Африки, чтобы встретиться с Вами! – А, и когда же Вы уезжаете?) Он запомнит эту обиду навсегда. Кроме того, его сообщение, воспринятое как недостаточно ортодоксальное, получит неблагоприятный отклик и положит начало его разрыву с психоанализом.

В сообщении шла речь о «словесном характере сопротивления», и оно содержало в зародыше то, что позже вновь появилось в работе «Я, голод и агрессия», как первые проявления новой терапии. Подзаголовком первого издания (1942) было: «Пересмотр теории Фрейда и его метода», позже этот подзаголовок будет отброшен.

В 1946г. при поддержке Эриха Фромма он поселяется в Нью-Йорке и продолжает свою работу терапевта. Вместе с небольшой группой единомышленников, включающей писателя Пола Гудмена, он разрабатывает то, что в 1950г. получит название «гештальт-терапия» и что могло бы называться экзистенциальным психоанализом или терапией сосредоточения. Затем был длительный переход через пустыню, который позволил, однако, углубить и прояснить основы, заложенные в 1950г., и так до 1964г., когда Перлз поселяется в Эсалене, между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско. Это был как бы первый решительный шаг гештальттерапии и одновременно Эсаленского института, в котором до самой смерти в 1970г. Перлз руководил многочисленными школами и группами.

В настоящее время в каждом городе США есть по крайней мере один институт гештальт-терапии, а число гештальт-терапевтов столь же значительно, как и в других терапевтических направлениях. В Европе гештальт-терапия сильно развита в Германии, все более и более развивается в Бельгии и Голландии. Если она робко появилась во Франции в 1972г., то в настоящее время1 она получает свое истинное развитие. Уточним, что обучение гештальт-терапии осуществляется после базового клинического профессионального образования в течение 3-4-х лет, образование это индивидуальное, теоретическое и практическое, и Статья написана в начале 80-х годов (Прим. ред.).

Ж.РОБИН отныне множество групп работают во Франции с французскими, бельгийскими, канадскими и американскими руководителями.

Некоторые характерные черты гештальт-терапии Слово «гештальт», непереводимое на французский язык, означает одновременно – форма, структура, конфигурация. Это наводит на мысль о холистической системе, представляющей единое целое, но целое, отличное от совокупности частей. Холистическая концепция, в которую вписывается гештальт, ставит это «организмическое» единство одновременно на уровень функционирования внутри системы (организма) и на уровень отношения человека и окружающего его мира. Не существует природного различия между умственной деятельностью и физической; существует, согласно Перлзу, различие в уровне активности всей личности. Каждый уровень активности, каждый аспект поведения индивидуума может рассматриваться как проявление любого человеческого возраста. С какой стороны ни начинай анализировать субъекта – со стороны его тела, мечты, фантазии, поведения, отношений или чего-нибудь другого, речь всегда будет идти о метонимиях2 реального существования, о метонимиях, которые часто выступают подобными фигурами.

Именно исходя из этой концепции целостности организма, Перлз объясняет свой отказ отделить организм от окружающей его среды, внутреннее от внешнего. Однако существует граница контакта между индивидом и окружающей его средой, и эта граница является функцией, которая определяет связь между ними. У здорового индивида эта граница гибка и допускает игру контакта и отступления. Контакт обозначает построение гештальта, отступление – его завершение и разрушение. У невротического субъекта функции контакта/отступления нарушены;

субъект поставлен перед нагромождением гештальтов, которые не завершены, по-настоящему не сформулированы или не закрыты.

Теория «Я»

«Изучение способа функционирования личности в окружающей ее среде – это изучение того, что происходит на границе контакта между индивидом и окружающей его средой. Именно на этой границе расположены психологические события: наши мысли, наши поступки, наше поведение, наши эмоции являются формой нашего опыта и встречи этих событий на границе с окружающим миром» (Ф.С.Перлз. Введение в гештальт).

В теории гештальта Я определяется как сложная система контактов, необходимых для адаптации в сложном поле.

Я находится на границе организма, а граница сама по себе не изолирована от окружающего мира:

она начинается одновременно в организме и в окружающем мире. Я не является каким-то незыблемым установлением, оно существует тогда, Метонимия – вид образных выражений (наряду с метафорой, эпитетом). (Прим. ред.).

ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА

когда на границе имеется взаимодействие; например, в осязании при касании. Это контактная функция в быстротечном настоящем. Когда опыт находится в состоянии покоя или приближается к равновесию, проявления Я ослабевают. Напротив, Я ярко выражено в фазах напряжения энергии, возбуждения и в начале получения опыта. Именно Я представляет собой силу, которая формирует гештальт-поля; это процесс дифференциации фигура/фон в ситуации контакта. Вне этого процесса Я существует только как возможность. В различных системах могут появиться характерные способы функционирования, которые являются лишь подсистемами Я: это Ego, Id и Persona (Я, Оно и Персона).

Я отсылаю читателя ко второй части «Гештальт-терапии», глубоко развивающей эту теорию Я, которая, кажется, оказала большое влияние на последующие работы, например, Кохута и Винникотта.

В состоянии Id границы организма ощущаются слабо: существует единство с жизненной энергией. Осознание развития органического процесса расплывчато, участие в опыте ведется косвенным путем, как в мечте, в спонтанности, в игре, в движении, в свободных ассоциациях.

В функционировании на уровне Ego организм четко устанавливает различие между тем, чем он является, и тем, чем он не является, между внутренним и внешним. Ego осуществляет выбор, дифференциацию, отбрасывает или присваивает те части поля, которые ему подходят. Тогда мы являемся творцами и действующими лицами процесса, обратного тому, что происходит в функционировании согласно Id.

Различные комбинации и конфигурации поведения создаются в непрерывном взаимодействии между этими различными модусами, зависящими от обстоятельств и опыта. Нарушение функций проявляется в нарастании ригидности, в неуравновешенности, в неадекватности действующего способа поведения характеру момента; все это результат начала действия сопротивления, нарушений функций границы.

Цикл опыта Ритм построения и разрушения гештальта, созданного самим Я – это фундаментальный процесс, на основе которого работает терапия. Мы называем его также циклом контакта/отступления, или циклом опыта. Мы можем проследить его различные этапы, что позволит нам ознакомиться с другими ключевыми понятиями гештальт-терапии. Этот цикл организован по шкале потребностей: доминирующая потребность появляется на переднем плане, в качестве фигуры, на фоне личного опыта в целом.

Цикл соединяет эффективное действие, предназначенное для того, чтобы дать возможность удовлетворить доминирующую потребность или подготовить связь с окружающим миром, способную удовлетворить эту доминирующую потребность.

Вначале существует «ощущение». Именно ощущение является врастанием в «теперь», оно представляет собой то, что происходит в теле в данный момент.

Само собой разумеется, что эта фаза неотделима от Ж.РОБИН следующей фазы – «осознания», которое, являясь составной частью появляющейся формы, позволит идентифицировать ощущение:

напряжение, едва заметный жест, потребность, опыт, относящийся к ощущениям, восприятие, дыхание, проприоцептивные ощущения и т.д.

В английском языке существует два слова для обозначения осознания: consciousness и awareness. Я не очень хорошо сведущ, чтобы почувствовать культурный заряд, связанный с этими двумя понятиями, а различные тексты, которые я смог просмотреть по этому поводу, лишь усилили мое замешательство (см.

Например, «Психология и человеческая дилемма» Ролло Мэя). Сознание – «consciousness» имеет, как мне думается, значение более умственное, более интеллектуальное, более связанное с деятельностью левого полушария, как сказали бы мы сейчас, чем «awareness», которое вызывает мысль о настороженности почти в животном смысле этого слова и кажется более связанным с правым полушарием. «Consciousness», очевидно, с некоторыми оговорками, ближе к сознанию психоаналитиков, a «awareness» к осознанию в Дзен (но не в последних исследованиях, например, в работе коллоквиума в Кордове «Наука и сознание», где есть стремление к модификации диалектики этих двух «сознаний»).

В гештальт-терапии сознание – осознание, это то знание своего Я, это та настороженность, это то внимание, это тот поток сознания, который мы исследуем опытным путем ежесекундно.

Это осознание является одновременно физическим, эмоциональным и умственным и проявляется на трех уровнях, соответствующих различным напряжениям поля организм/среда:

– осознание своего Я;

– осознание мира, окружающей среды;

– осознание того, что находится между ними, т.е., иначе говоря, зоны воображения, фантазии.

Перлз считает, что Фрейд внес фундаментальный вклад на уровне этой промежуточной зоны. Может быть, откликаясь на это, Перлз пытается развивать осознание и прямой контакт в двух зонах, зоне Я и зоне окружающего мира. За моментом осознания следует «мобилизация Жерми» или «возбуждение», которое приводит к началу действия. Это особо значительная фаза, т.к. она, будучи достигнутой, поддерживается без труда. Но нам хорошо известно, что не всегда достаточно осознавать, чтобы развить деятельность с целью удовлетворения потребности, которая создает фигуру.

Если сопротивление может появляться в любых фазах цикла, как об этом еще будет говориться далее, и если терапевт может быть подведен к тому, чтобы ввести «эксперименты», позволяющие определить разрывы, так именно в этой фазе, несомненно, находится один из самых тонких моментов, ибо речь идет о том, чтобы привести в действие то, что субъект осознает. Это то, что мы называем «enactment», запуск в действие (который имеет нечто общее с acting-out только в идее акта, действия, но

ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА

действия, укоренившегося в сознании, и который стремится к контакту, т.е. к актуализации содержания или репрезентации содержания с целью ее реализации посредством контакта). И затем следует «контакт», кульминационный момент проходящего опыта, парадокс осознания разделения и желания слияния. Контакт есть только тогда, когда две фигуры, предварительно хорошо дифференцированные, каждая очерченная своими собственными границами, объединяются на своей периферии динамичной связью слияния, временного безразличия. За контактом следует «отступление», отлив, фаза «дегустации», ассимиляции опыта.

Ощущение

–  –  –

Процесс создания и разрушения гештальта может произойти в течение одной секунды, одного часа, одного года или в течение целой жизни, различные фазы его могут быть более или менее четкими, более или менее дифференцированными, но он существует. Он существует, но внешние и внутренние события могут помешать нормальному развитию процесса. В этом случае цикл может быть прерван на какой-то его фазе, и тогда говорят о незавершенной ситуации. Эти незавершенные ситуации будут непрерывно жить за счет продолжающихся ситуаций, добиваясь их Ж.РОБИН завершенности в содержании ситуации текущего момента. Именно таким образом гештальт-терапевт, сосредоточенный на настоящем, будет встречаться с прошлым, невротически перенесенным в настоящее.

Одна из задач терапевта состоит в том, чтобы допустить в рамках сеанса выражение этих незаконченных ситуаций, чтобы вновь возобновить их на уровне процесса и его блокировок и дать им возможность завершиться. Таким образом, то, что создает, по моему суждению, проблему у пациента или даже травмирует его, это не столько то, что произошло, что было пережито, это также не столько последующая обработка или построенное в памяти воспоминание, но в гораздо большей степени это незавершенный характер ситуации, это то, что когда-то не было пережито, не было сказано или не было сделано.

Я охотно рассматриваю переход к действию (acting-out) как следствие незаконченной ситуации. Мне думается, я могу сделать предположение о систематической, регулярной остановке описанного выше цикла между возбуждением и переходом к действию. Энергетический заряд не подействовал, по эндогенным или экзогенным причинам он легко превращается в тревогу, но достаточно возникнуть в поле какой-то минимальной ситуации, чем-то напоминающей повторяющиеся блокированные ситуации, чтобы аккумулированная энергия разрядилась с неистовой силой по отношению к незначительному стимулу.

Сопротивление Процесс сопротивления в гештальт-терапии рассматривается не совсем так, как в других терапевтических системах. В традиционных системах понятие сопротивления предполагает, что личность должна достигнуть каких-то определенных целей; любая внутренняя интерференция, которая мешает движению к этим целям, называется «сопротивлением» и должна быть устранена. Напротив, в гештальттерапии «сопротивление рассматривается не как стена, которую надо разрушить, а как творческая сила на подступах к трудному миру»

(Полсьтер), оно находится также в теле (в этом чувствуется влияние Райха) и обнаруживается как движущая сила, которая может действовать наперекор системе потребностей индивида. Оно составляет такую же часть субъекта, как и импульс, которому оно противодействует.

Сопротивление может быть как созидающим, так и патологическим.

Возьмем пример проекции: ее патологический аспект проявляется в присвоении другому того, что принадлежит мне, и тогда сопротивление является тем, что прерывает контакт. Оно, напротив, является творческим, когда позволяет мне идентифицировать эмоции кого-то, определить симпатию и таким образом создать контакт. Творческое сопротивление является гибким, отвечает потребности настоящего, мобилизует энергию, создает контакт, способно выбирать и, скорее всего, является осознанным.

ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА

Патологическое сопротивление ригидно, анархично, репродуктивно, создает блокировки и напряженность, избегает контакта, контролирует индивида и является скорее менее или совсем неосознанным.

Но в общем плане я скажу, что сопротивление – это форма контакта с предыдущим опытом.

Интроекция – это генетически примитивная форма функционирования индивида, который интроектирует, пассивно впитывает в себя все то, что получает из внешнего мира. Он не производит никакого отбора, никакого выбора, никакой ассимиляции; он проглатывает все, что ему попадается.

Существует сходство в структуре и способах между психической интроекцией и потреблением пищи (это как раз тема первых работ Перлза в «Я, голод и агрессия»).

Пищевое поведение является первым проявлением интроекции как генетического способа связи с окружающей средой. Психоанализ, несмотря на первоначальное признание Ференци и Фрейдом связи, иногда даже синонимической, между интроекцией и поглощением, все же счел разумным установить различие между этими двумя терминами.

Психоанализ полагает, что процесс поглощения относится к телесной оболочке, отделяющей внутреннее от внешнего, в то время как интроекция указывает на более широкую тоническую возможность, на знание психологической системы, того или иного из звеньев. Поглощение, во фрейдовском его понимании, может быть рассмотрено в гештальттерапии как одна из первых фаз в процессе интроекции. Индивид всегда занят тем, что интроецирует все происходящее вокруг него; он беспрерывно получает из внешнего мира образы, звуки, сообщения, запахи... и это ему необходимо для жизни, для выживания. Различие между пассивной или патологической интроекцией и активной или творческой интроекцией заключается в деструктивной способности субъекта. Пассивная интроекция сохраняет структуру поглощенных вещей, творческая интроекция разрушает их структуру и ассимилирует субстанцию. К тому же Перлз говорит об интроекции только тогда, когда ставит вопрос о творческой интроекции.

Другие гештальт-терапевты употребляют термин «интроекция» без всякого различия для обозначения процесса, каким бы он ни был, нормальным или патологическим.

Рассмотрим процесс с генетической точки зрения. В первое время грудной ребенок проглотит все, что его заставят проглотить.

Доверительный характер его связи с матерью и окружающей его средой подтвердит ему, что все то, что систематически ему дается для поглощения, всегда ему подходит. Понемногу, когда начинается прорезывание зубов, он приобретает способность кусать, то есть активность, позволяющую частичную интервенцию в отношении пищевого объекта, который ему будет подан.

Ж.РОБИН Он получает возможность заметить, что интервенция позволяет ему дифференцировать «Я» и «не-Я» – возникает необходимость желать, чтобы «Я» ассимилировало «не-Я», и, исходя из этого, возникает автономия и способность выбора (это мне подходит, это мне не подходит).

От фазы безоговорочного поглощения ребенок через опыт достигнет творческой ассимиляции. Труд жевания пищи соответствует труду ассимиляции, необходимому по отношению к объекту, который не соответствует непосредственно потребностям организма. Я могу испытывать потребность в мясе, но мой организм плохо перенесет кусок мяса, проглоченный целиком. Напротив, жевание сделает его усваиваемым таким образом, чтобы система организма смогла воспользоваться питательными возможностями этого куска мяса; то, что не будет усвоено организмом, будет отброшено. То же самое происходит с прожитым опытом: прожитый опыт, усвоенный, как он есть, – это бесполезный опыт. То, что проглочено, не будучи ассимилированным, т.е.

не будучи перестроенным моей собственной структурой, то, что проглочено целиком, остается «тяжестью в желудке», бесполезным грузом. В воспитательном плане возникает необходимость, чтобы окружение переносило или лучше содействовало опыту жевания, т.е.

некоторой форме агрессии. Если выбор ребенку не дозволен под предлогом того, что то, что я ему предоставляю, не может ему не подходить, следовательно, надо проглотить, ребенок сможет только интроектировать беспрерывно, без возможности различать, без ассимиляции или с ассимиляцией, которая превратится в «невосприимчивость к ядам». Если выражение отрицательного заряда какого-то ощущения или какой-то интроекции не будет возможно, субъект сможет тогда только отключиться от ощущения, сделать неощутимым процесс поглощения.

Большая часть элементов, проглатываемых без жевания, представляет собой блоки «надо», т.е. блоки «ты должен», которые не смогли быть проверены на опыте, испытаны, обоснованы, ассимилированы. То, что было указано субъекту как вкусное для него, без предоставления ему возможности отбора, остается монолитным и провоцирует безответственность субъекта по отношению к этому интроекту. Когда индивид хочет составить из всех частей «мозаики», собранных им волейневолей, гештальт, т.е. глобальную и гармоническую конфигурацию, он должен начать с того, чтобы отобрать и исключить те части, которыми он не пользуется и те, которые подходят к «фигуре», что он составляет.

Удачная интроекция позволяет тому, что сначала является «не-Я», стать «моим»; процесс завершается, когда это не только «мое», но когда то, что ассимилировано, становится моим «Я».

Гештальт-терапия твердо настаивает на процессе интроекции. Если в ходе терапии клиент может быть вынужден интроектировать элементы, исходящие от его терапевта, то одна из задач терапевта будет состоять в том, чтобы отработать эти интроекты, позволить субъекту при этом

ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА

изучить то, что ему полезно и может быть им ассимилировано, и то, что следует отбросить. Терапия – это не интроекция нового паттерна, как бы хорош он не был, который появляется, чтобы занять место прежнего.

В общем виде проекция заключается в том, чтобы в уме выстроить систему того, что воспринято... Иначе говоря, очень трудно рассматривать перцепцию без проекции.

Ассимиляция интроекции открывает возможность творческих проекций. Пассивная интроекция допускает лишь проекцию сопротивления. Таким образом, характерные черты, которые являются моими собственными, но которые я не могу считать таковыми, приписываются другому. То, что должно было бы представляться частью внутреннего мира, переживается как относящееся к внешнему миру.

Когда, осознав все «надо», которые его стесняют и о которых мы говорили по поводу интроекции, субъект стремится возложить за это ответственность на внешний мир, например, на своих родителей, – это превращается в проекцию.

Таким образом, представляется, что интроекция и проекция являются полярными частями одной и той же проблематики, двумя тесно связанными процессами. Индивид, который интроектирует, теряет свою личностную идентичность, собирая «крохи» другого; индивид, который проецирует, разбрасывает свою идентичность вокруг себя.

Но проекция не всегда мешает контакту, т.к. знакомство – это часто сближение двух проекций. Проецировать на другого то, что тебе известно или, как иногда делают вид, тебе неизвестно о себе самом – это возможность встретиться с проекцией, которая конституирует человеческую общность. Могу ли я «говорить» о чем-то другом, кроме как о себе? То, что я знаю о себе, не заменяет ли мне всестороннее знание?

Кроме того, осознание максимума составляющих меня величин и контакт с ними позволит мне быть в контакте с максимумом возможностей, которые предоставляют другому, сводя к минимуму искажения, приписываемые моим проекциям.

Обычно описываются три формы проекции, соответствующие трем функциям, которые она выполняет:

– зеркальная проекция, в которой субъект находит в другом или в образе другого характерные черты, которые он рассматривает как свои или хотел бы их иметь;

– проекция катарсиса, в которой субъект приписывает другому или образу другого характерные черты, от которых он отказывается, не признавая их собственными, и от которых он освобождается, приписывая их другому;

– дополнительная проекция, в которой субъект обнаруживает или приписывает другому или образу другого характерные черты, которые позволяют ему тем самым оправдать свои собственные.

Ж.РОБИН Существует комбинированная форма интроекции и проекции: какаянибудь интроекция, плохо ассимилированная проективная форма которой повернута на субъекта; это ретрофлексия.

Ретрофлексия содержит два типа процесса:

– субъект делает самому себе то, что он хотел бы сделать другим;

– субъект делает себе самому то, что он хотел бы, чтобы сделали ему другие.

Возвращаясь к тому, что мы говорили в отношении проекции, первая возможность могла быть названа ретрофлексией катарсиса, вторая – зеркальной ретрофлексией. Дополнительный уровень ретрофлексии мог бы быть тогда представлен как уровень, когда субъект запрещает себе идти дальше по причине личного упорства и когда обращение к себе возникает, чтобы объяснить изменение направления процесса. В ретрофлексии мы сталкиваемся с функцией, которая в основе своей была ориентирована на внешний мир и направление которой субъект изменяет, обращая ее на себя. Это указывает, что, как только глагол сопровождается возвратным местоимением, мы можем искать ретрофлексию.

Ретрофлексия решительно прерывает контакт, заставляет субъекта действовать, отрицая другого. В интроекции, наоборот, существование другого неоспоримо, но может быть проявлено в различной временной последовательности; интроекция появляется часто вследствие каких-либо отношений. Я себя недооцениваю – это ретрофлексия.

Меня недооценивают – это проекция.

Я ничего не стою – это интроекция.

Если ретрофлексирующий индивид видит себя включенным в систему действий в очень ограниченном внешнем мире, его энергия переливается в собственный внутренний мир и предоставляет ему возможность полнокровной жизни в воображении и большие способности контроля и самоанализа.

Психоанализ не придает большого значения процессу ретрофлексии, которую он определяет к тому же несколько иначе. Он говорит об «обращении на собственную личность», что соответствует процессу, при котором «влечение заменяет независимый объект своей собственной личностью» и который неотделим от «обращения в противоположном направлении». Будучи направленным на способ и на содержание, анализ подчеркивает переход от активности к пассивности, подобно переходу от любви к ненависти.

Если мы проникнем в дуализм отдельных интрапсихических противоположностей, этот процесс может быть действительно квалифицирован как один из наиболее примитивных защитных процессов (как это показывает Анна Фрейд). Если, напротив, индивид находится постоянно в плену своих полярных сторон, перед ним встанет вопрос о выборе в виде терминов: «экспрессия» или «творческая ретрофлексия», оба они позитивны, но по-разному ориентированы; один – ведущий к контакту с другими, а второй – к контакту с самим собой.

ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА

Так называемые «психосоматические» процессы рассматриваются, само собой разумеется, как примеры (типы) ретрофлексии, так же как и суицидные акты, акты самоагрессии и т.д.

В недавней публикации (1981) Сильвия Флеминг Крокер описывает наличие сопротивления, которое является комбинацией проекции и ретрофлексии. Она называет его профлексией. Речь идет о процессе, при котором один индивид делает другому то, что хотел бы, чтобы этот другой делал ему.

Уклонение, или дефлексия, является сопротивлением, позволяющим избегать прямого контакта с другими или избегать интенсивного контакта.

Само собой разумеется, можно было бы говорить о парадоксальном характере уклонения, ибо контакт сам по себе можно рассматривать как способ избежать другого контакта! Но что касается этого процесса, как и других, следует вновь рассмотреть его по отношению к различным зонам контакта и четко понять, каково место данного процесса при взаимодействии.

Если дефлексия может представляться как негативное сопротивление, когда субъект постоянно действует таким образом, чтобы избежать контакта с другими, так же, как и с самим собой, со своими ощущениями, со своими эмоциями, она может являться также эффективным способом для достижения желаемой цели, даже если цель есть контакт с другими.

Если на моем пути, когда я еду на машине в какой-нибудь город, мне встречается перегороженный участок дороги, то, если я поеду в объезд, это мне позволит достигнуть цели и будет эффективней, чем ожидание возможного снятия преграды.

Когда контакт установлен, существует момент объединения, исчезновения границ Я: это «слияние». За ним следует «отступление».

Существует патологическое слияние, когда субъект «зацепляется» за то, чего уже более не существует.

Действие слияния – это действие иллюзии. Слияние содержит в себе отказ от различий и непохожести. Существует «Я» потому, что существует «ТЫ». Если я не поддерживаю существование этого разрыва, я создам МЫ, хроническое состояние которого будет заключаться лишь в одной функции – закрывать эту зияющую брешь непохожести. Даже в очень тесной связи супружеской пары контакт поддерживает очень острое ощущение другого, ощущение единства и различия.

В неразрывных ситуациях недостаток слияния оплачивается чувством вины у того, кто закончил выполнять свой «договор» о слиянии, и обиды у того, кто продолжает его выполнять. Проявляются следствия скрытого нарушения и целая серия новых сопротивлений, особенно появляются ретрофлексии, чтобы забить брешь и попытаться установить устойчивые влияния.

Слияние – это состояние неконтакта, ибо оно состоит в отсутствии границ своего Я. Существует слияние, например, в привычках и знаниях, во всех реакциях, которые означают мою принадлежность к какой-то Ж.РОБИН группе. Обществу не нужно постоянно все подвергать обсуждению, необходимо иметь огромные зоны слияния. При здоровом слиянии остается потенциальность контакта, например, в качестве такового доступно воспоминание. При патологическом слиянии контакт с воспоминанием не будет возможен из-за отвержения.

Можно рассматривать интуицию как одну из творческих форм слияния в той мере, в какой процесс включает состояние неразличимости субъекта и окружающего мира. Я не в состоянии отличить информацию, поступающую из окружающего мира, от той, которую я получаю из собственного организма. Я обозначаю эту перцепцию – проприоперцепцию поля организм/окружающий мир – термином «интуиция», именно когда границы уничтожены. Слияние функционирует так же как сопротивление на расстоянии, как страх потерять другого.

Таким образом, необходимо в терапевтических рамках работать над границами своего Я, времени и пространства: это – я, это – ты, это – оно, это момент нашей встречи, затем наступает время ухода в себя. Это еще и работа, связанная с континуумом осознания, равно как и контакты с самим собой.

Завершая обсуждение функционирования сопротивления в связи с теорией Я и рассматривая сопротивление (патологическое) как нарушение границы контакта, мы можем сказать, что:

– в слиянии существует идентичность между организмом и окружающим миром;

– в интроекции объект окружающего мира находится в организме;

– в проекции часть организма находится в окружающем мире;

– в ретрофлексии часть организма делает из другой части организма свой окружающий мир;

– в эготизме (сопротивление, не рассматриваемое в данной статье, которое соответствует функционированию на уровне Я-Эго) существует изоляция одновременно от Оно и от окружающего мира, или организм изолирован от окружающего мира (см. по этому вопросу концепцию псевдо-Я у Винникотта).

Намерения пациента / намерения терапевта Каковы бы ни были причины, которые пациент находит для себя, какую бы он ни хотел сохранить видимость, он прибегает к терапии, так как он находится в экзистенциальном кризисе, т.е. его психологические потребности не удовлетворяются при его настоящем образе жизни.

Каковы бы ни были эти жизненные потребности, сам простой факт обращения к терапии является признанием самим пациентом того, что его потребности не удовлетворяются. Его намерение в этом случае состоит в том, чтобы найти у терапевта внешнюю поддержку, которая должна заменить собственные способы поддержки, оказавшиеся неадекватными.

Но он приходит не «с пустыми руками». Он приходит, между прочим, со своими способами действия, своими способами мобилизации и

ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА

использования окружающего мира, чтобы действовать в своей позиции.

Эти действия предназначены скорее для того, чтобы сохранить и поддержать свою неполноценность, чем для того, чтобы от нее освободиться. Тогда одно из намерений терапевта заключается в том, чтобы позволить ему пользоваться этим пониманием и энергией для развития самостоятельной поддержки вместо приобретения какой-нибудь поддержки в окружающем мире.

Но, как это ни парадоксально, терапевт не является экспертом. Его главная задача состоит в том, чтобы укрепить своего клиента в чувстве ответственности за его поступок, и он делает это во время встречи – встречи двух человеческих существ здесь-и-теперь – и помогает клиенту осознавать, как действуют обычные способы контакта, как функционирует сопротивление.

Можно ли, осознавая все, что происходит, попробовать «что-то другое»? Во время сеанса одной продолжающейся группы, руководимой ассистенткой терапевта (Т.2) и мною (T.1), Клер-Мари, давняя участница, начинает говорить. Она рассказывает о своей болезни и образах, которые ею овладевают. Она говорит о месте действия, о какой-то пустыне, где она бегает в разные стороны, она говорит также о своей скованности, о своей потребности вернуться в детство и о своей потребности взрослеть.

T.1: У меня остается странное впечатление: у меня впечатление, что ты заявляешь о чем-то трудном. Мне хочется сказать: «Хорошо, я понимаю, что происходит, но в настоящий момент я не чувствую, что меня это касается!»

Т.2: Я, я начала бег.. Утомительно! Задыхаешься, когда тебя слушаешь. Теперь ты в пустыне?

К-М (плачет): Это именно какой-то трюк из последнего сеанса, который мне вспоминается вместе с тобой: меня стесняет моя скованность и я связываю это со своим отцом. Я не связываю его с терапевтом.

Т.2: Ты мчишься галопом! Ты была в процессе разговора с ЖаномМари... Можешь ли ты осознать, каким способом ты начинаешь свои «бега»?

К-М:... Мне не нравится, что ты говоришь «хорошо»!

T.1: Останься с этим чувством. Что это такое «мне не нравится»?

К-М: Есть что-то, что прекращается. Я говорю себе: хорошо, хорошо, это его не интересует!

Т.1: А что тебе от этого?

К-М (вздыхает, двигает руками, съеживается): Я говорю себе: «Ну, хорошо, это его не интересует, тогда я останавливаюсь...»

T.1: Когда я говорю: «хорошо!», ты говоришь «хорошо»!

К-М: То, что ты говоришь, сильнее того, о чем я думаю. Если кто-то выражает сомнение в том, что я говорю, я сомневаюсь в большинстве случаев.

Ж.РОБИН Т.1: А на этот раз хотелось бы тебе попробовать что-нибудь другое?

Можешь ли ты найти подходящую манеру, чтобы отыскать себе место и реагировать на мое «хорошо!», которое ты не перевариваешь?

Этот отрывок взаимодействия выявляет многие характерные элементы гештальт-терапии, хотя он и слишком краток, уже почти на грани карикатуры. Прежде всего смещение обычного отношения фигурафон между содержанием и формой. Терапевт больше сосредоточен на процессе, чем на содержании. Содержание остается более или менее, смотря по ситуации, на заднем плане, фоном, а центр внимания (фокус, как говорят американцы) переносится терапевтом на то, что происходит в данный момент, на форму, в которой это происходит, и это то, что для него создает фигуру: в центре внимания находится не то, что делают люди, ни даже почему, но как люди делают то, что они делают. Это может выполняться многими способами, и об этом можно догадаться по типу ремарок Т.1 и Т.2, по их стилю. В этом фрагменте Т.1, кажется, больше идет на конфронтацию, совершенно забывает о содержании и использует свои собственные чувства, чтобы установить контакт. У Т.2 по форме может показаться больше слияния, но в конце концов она приступает к конфронтации: она входит в образы клиентки, пользуется ее словами и метафорами, чтобы представить все, что происходит здесь и именно сейчас.

Другим очевидным элементом является сосредоточенность терапевта-гештальтиста на контакте Я-Ты (включая, само собой разумеется, явление переноса, но не ограничиваясь этим... Но это не подлежит обсуждению в рамках данной статьи.) Клер-Мари охотно останавливается на том, что касается замечания Т.1, и Т.2 сосредоточивает свое вмешательство на взаимодействии Т.1 – Клер-Мари. Кроме того, она сосредоточивается на сопротивлении, не давая Клер-Мари ускользнуть, включая сюда и исследование величины переноса данного момента (что не означает, что позже это не будет возобновлено). Речь идет также о том, чтобы понять, почему предполагалось назвать гештальт-терапию «терапией концентрации»: чтобы сконцентрироваться на том, что происходит, как бы сузить радиус света прожектора после его расширения: «Ты хочешь с этим остаться на минуту?», «...и что тебе от этого?», «Можешь ли ты осознать, каким образом ты...». Это развитие осознания (awareness) как клиента, так и терапевта; последний должен беспрерывно просматривать широкий спектр происходящего: то, что касается его, его клиента, их обоих и контекста!

Теперь я хотел бы представить другую часть работы. Она гораздо менее сосредоточена на том, что происходит между терапевтом и клиентом, но затрагивает то, что можно назвать целостностью опыта. Под целостностью опыта я подразумеваю следующее: то, что происходит в теле, есть не что иное как то, что происходит в эмоциональном плане или во внутреннем психическом мире, и наоборот. Я говорил об этом выше по-другому – что опыт субъекта мог бы быть начат с одного или другого

ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА

его аспекта (мечта, тело...), и все эти опыты, очевидно, частичные, также являются метонимиями существования субъекта.

Анетта вспоминает то, что она только что почувствовала в своем теле в какой-то момент коллективного свободного танца. Ее преобладающим ощущением было впечатление, что у нее отрезаны ноги, сознание того, что она ничего не чувствует в этой части своего тела. После минутного обмена несколькими словами, во время которого я пытаюсь помочь ей определить свое ощущение, зафиксировать осознание ее ощущения и того, что происходит (grounding) – момент, который также позволяет установить некоторый контакт между нами – я предлагаю ей встать, просто «быть» своими ногами, которые ничего не чувствуют, и позволить случиться тому, что случится: слова, движения, образы и т.д.

Она встает, довольно близко сдвинув ноги, со взглядом, устремленным вверх, и начинает слегка раскачиваться, перемещая тяжесть своего тела с одной ноги на другую. Ее движение лишено широкого размаха. Она говорит о том, что чувствует; ее покачивания, ее впечатления, что у нее все еще отрезаны ноги, впечатление, что она сама себе мешает придать больший размах покачиванию, впечатление, что она поддерживает его в определенных пределах, чтобы не рисковать потерей равновесия.

Эта новая тема, которая возникает (границы) кажется мне заслуживающей внимания, но она является отклонением от того, к чему она двигалась. Кроме того, зная, каким образом в этот период Анетта способна прекратить всю работу, как только она встретится с наималейшим сопротивлением, я решаю сам снять это возможное напряжение: предлагаю ей пользоваться помощью одного из участников группы, чтобы обеспечить свою безопасность, принимать положения, которые она пожелает, чтобы испытать покачивание, которое наступает, не беспокоясь о риске упасть. Но тогда из-за того что безопасность, о которой она просила, не оказывает ей никакой услуги, она совершенно так же ограничивает себя. Более того, она осознает, что происходит что-то важное на уровне ее ног, в их контакте с почвой.

После некоторого времени работы в этом направлении я формулирую для себя гипотезу (принимая во внимание также предыдущий опыт работы с ней), что телесный опыт мог бы развиваться гораздо лучше, если бы она могла присоединить к нему представления. Тогда я спрашиваю ее, может ли она мне сказать, что в настоящий момент для нее важно в жизни.

Без колебаний она тотчас называет Пьера, кого-то, кто для нее важен, с кем она работала ранее в одном учреждении и который сохранил с ней прочные отношения после ее ухода. Она добавляет, что их связь осложнялась служебными отношениями. Кроме того, она добавляет, что есть еще другое, что важно для нее – это ее работа, ее профессиональная среда.

Я пишу на одном листе бумаги «Пьер», на другом «профессиональная среда». Я кладу листы на пол и предлагаю ей возобновить Ж.РОБИН опыт, снова «быть ногами», но на этот раз ставя каждую ногу на каждый лист бумаги, отдавая себе в этом отчет, давая возможность произойти тому, что произойдет.

Она сдвигает ближе оба листа, ставит на них обе ноги и начинает покачиваться; очень быстро она начинает покачиваться все свободнее, отрывает от пола то одну, то другую ногу, она все более рискует, сменяя то одну ногу, то другую.

Затем обе ноги останавливаются на листах, ноги почти неподвижны, а верхняя часть тела раскачивается.

Мы говорим о том, что только что произошло; она описывает свои ощущения, те моменты, когда она чувствовала себя с отрезанными ногами, и те, когда она этого не чувствовала. Я делюсь с ней своим впечатлениями, рассказывая о том, что видел.

Она говорит, но очень мало:

что она только что поняла очень многое на уровне смены точек опоры, что она испытывала. Я отношусь с уважением к ее заявлению, содержащему намек, но спрашиваю ее, появилась ли у нее мысль о таком способе, который позволил бы ей участвовать на телесном уровне целиком. Она действует слегка неуверенно, потом возвращается к предшествующему опыту, раздвинув оба листа на 40-50 см друг от друга. Она ставит на них ноги и на этот раз раскачивается с размахом, с большим риском и ни на минуту не теряя своих точек опоры.

Она объясняет, что в этот раз ощущает все свое тело в целом, что «это циркулирует хорошо» повсюду и что она понимает, что ей достаточно хорошо различать, более четко разделять обе свои экзистенциальные поддержки, чтобы вновь обрести размах движения, что действительно именно их слишком большая близость и их слишком большая спутанность влекут для нее ограничения, смятение, блокировку.

Можно было бы воспроизвести на разных уровнях развитие этого эпизода:

например, процесс, каким я его описал выше, или намерение терапевта, его способы вмешательства, или также ситуацию при проведении опыта, который может являться терапевтическим моментом. В рамках этой статьи я оставляю пример открытым.

Человек, который ищет изменений, обращаясь к терапии (я цитирую Байсера), находится в конфликте по крайней мере с двумя защитными интрапсихическими инстанциями. Он постоянно колеблется между тем, чем он «должен был бы быть», и тем, чем он «не хотел бы быть», никогда не идентифицируя себя ни с одной из этих противоположностей.

Расхождение (дихотомия) между двумя частями, одна из которых пытается изменить другую, существует внутри субъекта, терапевт, следовательно, должен избегать того, чтобы ограничивать себя одной из этих ролей, либо одной, либо другой, рассматривая их в качестве своих собственных.

Парадоксальная теория изменения в гештальт-терапии в том виде, как она была изложена Байсером, может быть выражена следующим образом:

ФИГУРЫ ГЕШТАЛЬТА

изменение наступает тогда, когда субъект становится тем, кто он есть, а не тогда, когда он пытается стать таким, каким он не является.

Все живые организмы имеют целью осуществить свое Я таким, каким оно является в реальности, но они оказываются в конфликте с ожиданиями и интроектами. Тогда терапевт имеет намерение не упустить ни одного утверждения, ни одной реакции, которая была бы характерна для Я.

Эта парадоксальная теория изменения и ее изложение Байсером не могут быть поняты, если не знать гештальт-терапию полярных сторон. В противном случае терапевта можно было бы подозревать в мелкой манипуляции, имеющей целью привести клиента к идентичности, соответствующей умозаключениям терапевта. Концепция полярных сторон знакома тем, кто знает Гераклита, Дао, инь-янь или, ближе к нам, работы Фридлендера о «творческой индифферентности» или работы Лупаско. Чтобы кратко изложить эту концепцию полярных сторон, я считаю интересным использовать представление о «поле» К.Левина (не забудем о преобладающем влиянии Левина в США в 40-е гг. и тот глубокий след, который он оставил на уровне практики и современной теории, хотя эта преемственность осуществляется не без труда).

Если рассматривать Я в качестве поля, последнее состоит из конгломерата противоположных сил. «Внутренний реальный мир человека состоит из его полярных сторон и характерных черт, находящихся в гармонии и приемлемых для сознательного Я, и таких, которые являются шизоидными и неприемлемыми для Я. Часто концепция своего Я исключает трудные моменты осознания полярных сторон, которые находятся в нас» (Зинкер). Личность, функционирующая в полную силу, – это личность, осознающая свою поляризацию, которая научилась с этим свыкаться, а также находиться на противоположном полюсе, и которая смогла совершить интеграцию этих противоположных сил с такой гибкостью, чтобы она позволила ей «циркулировать» по расходящейся оси своих полярных сторон. Патологическая личность, наоборот, зацикливается на противоположных концах этих осей, и все оставшееся от ее идентичности представляет собой темное поле. Если она этого не осознает, эта часть поля не является от этого менее действенной и обычно находится в конфликтном состоянии.

Именно с этой точки зрения процесс «становления тем, кем я являюсь», соответствующий парадоксальной теории изменения (и всей философской традиции) может приобрести свое истинное значение и получить дальнейшее развитие.

Дуейн Шульц занялась сравнительным исследованием различных терапевтических моделей и пыталась сформулировать предварительные гипотезы, скрытые и определенно выраженные, связанные с характерными свойствами здорового функционирования. Ее восприятие гештальт-терапии, хотя оно мне представляется очень историческим, кажется достаточно подходящим для того, чтобы я теперь его изложил, с Ж.РОБИН тем, чтобы эти образы помогли более выпукло представить «намерения терапевта».

Личность «врастает» безопасным образом в настоящий момент существования.

Она способна выражать свои импульсы и свои желания.

Взять ответственность за свое собственное существование.

Она находится в контакте со своим Я и окружающим миром.

Она способна выразить свое раздражение.

Она свободна от внешнего регулирования.

Она ведома ситуацией и реагирует на ситуацию момента.

У нее нет узких границ своего Я.

Она не вовлечена в погоню за счастьем (что состояло бы в том, чтобы ставить себя непрерывно в неоконченную ситуацию).

Отвечая на вопросы об индикаторах завершения терапии, Изидор Фром, один из первых гештальт-терапевтов, тесно связанный с Гудменом, сказал: «Когда вы оба согласны с фактом, что пациент осознает то, что именно он или она ходит по моей комнате, и он или она со мной говорит – а это означает отсутствие проекций, ретрофлексии, интроекций – тогда терапия завершена».

Это предложение, по моему разумению, объединяет различные основные аспекты гештальта: контакт, в определенной мере независимый от «переноса», но включающий «перенос», потому что для меня гештальттерапевт сам основательно включен в процесс, во всей своей целостности, т.е. со своими знаниями, мыслями, фантазмами и фантазиями, своими чувствами и эмоциями... и все это в Я-ТЫ, каким смог описать это Мартин Бубер.
"Кемеровский государственный университет" Новокузнецкий институ...» http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=8720898 Мир...» Номер по каталогу: 820–0836–15 Октябрь 2009 г. Copyright 2009 Sun Microsystems, Inc. 4150 Network Circle, Santa C...» Отношения, регулируемые Налоговым кодексом Азербайджанской Республики 1.1. Налоговый кодекс Азербайджанской Республики определяет систему налогов, общие принципы...»

2017 www.сайт - «Бесплатная электронная библиотека - различные документы»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам , мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.